Херсонщина поделена войной на левый и правый берега Днепра. Развороченные взрывом остатки машинного зала Каховской ГЭС и шлюзов торчат из воды, словно памятники Апокалипсиса.
Заросшее густым трехметровым верболозом пересохшее дно Каховского моря — урок непутёвым людям, что жизнь непобедима.
Моя многочисленная семья оказалась разделена рекой.
На правом берегу осталась пожилая мать старшей невестки. Дети каким-то образом поддерживают телефонную связь с украинским номером матери.Поскольку на севере области боевые действия ведутся более интенсивно, чем на левом, российском, берегу, то сваха большую часть времени проводит в погребе, импровизированном бомбоубежище, и даже ночует там иногда, когда наверху особенно жаркие перестрелки противоборствующих сторон.
«Вы не волнуйтесь, мне не холодно, я тепло одеваюсь. Солдаты подарили мне электрический фонарик, который заряжается от солнца, и я теперь со светом! До этого было жутко ночью в кромешной темноте подвала во время обстрелов. Одна беда, я стала слепнуть от катаракты и даже днем с трудом ориентируюсь. Нужна операция, но нет денег».
Деньги у детей есть, но как их передать матери на правый берег? Банковские связи разрушены войной, как и мосты через Днепр. У моей покойной жены на том, родном для нее берегу, остался небольшой земельный пай, доставшийся в наследство от отца. Много лет его обрабатывала семья фермеров и ежегодно переводила через банк арендную плату.
Но с началом войны арендные платежи прекратились, а земельный пай не переоформлен по российскому законодательству.
Более того, дети от матери узнали, что в райцентре двухэтажный особняк нашего фермера-арендатора разрушен войной, и он переехал в село в дом отца.Однажды сын с невесткой обратились ко мне с необычной просьбой, мол, отец, позвони арендатору Михаилу и попроси его, чтобы он хоть часть арендной платы передал матери на операцию.
Я оказался в замешательстве. Звонить человеку, потерявшему дом под бомбёжками, и требовать денег, казалось мне не по-людски. Дети молчали, но по красным глазам невестки я понял, что она недавно говорила с матерью.
«Попросите у него хотя бы часть суммы», — тихо промолвила она.
«Набирайте номер!» — решился я.
Дети передали мне смартфон. Шли гудки интернет-вызова через Днепр, через линию фронта, которая, как утверждают недруги, разделила навечно два некогда братских народа.
Наконец Михаил снял трубку и ответил на мой звонок. Мы поздоровались. Он на украинском, я на русском языке, как и прежде. Помянули родителей, мою покойную жену, хозяйку земельного пая.
«Михаил, прости меня за то, о чём я сейчас попрошу тебя. Именно, попрошу, и никак иначе. Помоги, пожалуйста, свахе деньгами, сколько сможешь. Она ослепла от катаракты, и нужна операция, чтобы пожилая женщина смогла сама себя обслуживать».
«Вы на левом берегу?» — спросил он меня после некоторой паузы.
«Да, — ответил я. — Но нам с тобой делить нечего. Мы всегда понимали друг друга, честно сотрудничали и, надеюсь, так будет и впредь».
«Хорошо, я отвезу Григорьевне деньги. Наши села недалеко друг от друга. Надеюсь, что доберусь невредимым, и дроны не тронут меня».
На следующий день дети сообщили мне, что Михаил лично привез свахе большую часть арендной платы, и денег должно хватить и на лечение, и на реабилитационный период.
Еще через некоторое время пожилой женщине сделали операцию, и она теперь видит, о чем сообщила мне невестка.
Я постарался передать эту историю скупыми словами, без эмоций и восклицаний, не добавив ни единого слова к нашему диалогу с украинцем Михаилом.
«Вы на левом берегу?». «Да». И человек, рискуя собой, отправился полевыми дорогами правого берега, чтобы доставить спасительную сумму адресату.
Читайте также: «Воровать в России надо, а дома — людям помогать», — военкор о плодах политики проходного двора
Андрей Ткачёв, специально для «Русской Весны»
Свежие комментарии