Много слов было сказано и написано, начиная с того самого момента, когда стало известно об авиакатастрофе в Тверской области и до теперешнего момента. Кто-то сразу, не сдерживаясь, вывернул сжавшееся от боли нутро на изнанку, кто-то выждал выступления президента Путина. «Русская Весна» выбрала самые пронзительные слова прощания и воспоминаний о Евгении Пригожине, погибшем 24 августа в небе над Россией, которую он защищал и любил.
Журналист-международник Аббас Джума вспомнил свои встречи с Пригожиным:
«Евгений Пригожин был интересным человеком. Таким же противоречивым и тяжелым, как нынешние времена. Я по долгу службы с кем только не общался, но ни от кого не исходило столько силы и энергии, сколько от Евгения Викторовича. Темной энергии, бешеной силы.
Он много знал и еще больше понимал. Думаю, оттого в нем и было так много ярости, которую он умел контролировать и направлять. Пригожин вообще умел все контролировать и направлять.
Смерти он не боялся, это точно. Частенько подшучивал над ней. Но думаю, это была такая защитная реакция от постоянного ощущения ее присутствия. Вряд ли он относился к смерти несерьезно.
А еще меня всегда поражала в Пригожине его открытость всему новому. В его-то возрасте и с его статусом. Он охотно принимал советы и читал книги. Как я понимаю, даже очень сложные. Читал Библию.
На день рождения я ему подарил книжки про иранского национального героя генерала Касема Сулеймани, убитого американцами в Ираке (враг человека тогда тоже ликовал). В основном в этих книгах были воспоминания людей, служивших с Сулеймани во время ирано-иракской войны. И мне показалось, что Пригожин, прочитав их, сможет провести параллели и найти в этих воспоминаниях ответы на свои вопросы.
Когда-нибудь, возможно, я смогу уточнить у него, пригодился ли ему в итоге мой подарок».
Автор популярного Telegram-канала «Обыкновенный царизм» довольно точно сумел поймать и описать кинематографичность Пригожина и его притягательность:
«Все вокруг антигероя превращается в трагедию. Один классик писал, как трудно быть героем в негероические времена. Казалось бы, что сегодня мы живем в такое время, где производство героев должно быть поставлено на поток. На деле же оказалось, что в России сегодня трудно быть даже ярким и харизматичным антигероем. Евгений Пригожин искренне пытался, но привычный порядок вещей опустил на землю даже его. Ведь на этой земле не может быть героев и антигероев, а могут быть лишь непростые решения.
Пригожин был даже не литературным, а киношным персонажем. И в каждом своем видео и даже войсе эту кинематографичность лишь подчеркивал. Такой персонаж был бы одинаково уместен в кадре что у Мартина Скорсезе, что у Клинта Иствуда, что у Квентина Тарантино. С черным юмором и исключительной дерзостью.
Этот тип героя вполне понятен и узнаваем. Заведомо отрицательный персонаж, которому по мере развития сюжета сочувствуешь и сопереживаешь все сильнее. Обаятельный злодей, отсидевший серьезный срок и устанавливающий справедливость с помощью кувалды так, как считает нужным. Тем более, в этой истории едва ли вообще есть положительные герои.
Но актуальная российская реальность — это совсем не кино. А если и кино, то почему-то всегда балабановское. Вот и получается, что хотел стать тарантиновским антигероем, а оказался в бесконечном „Грузе 200“ с предсказуемым концом. Сам стал „грузом 200“.
Потому что таков тут системный политический дизайн, где любое проявление свободы воли заранее оценивается как вызов и угроза. Поэтому даже злодеи здесь должны носить серое лицо и действовать строго по протоколу, написанному в 1975 году. Мы не в Республике Фиуме и даже не в Республике Сало.
Но мы и не в империи. Потому что любая амбициозная империя не может быть таковой без своих Игорей Ивановичей и Евгениев Викторовичей. Лихих и жестоких людей, отвоевывающих себе и нации новые берега. И империя всегда знает, как и зачем использовать таких людей. Но для этого системе нужно быть гибкой, словно 16-летняя гимнастка.
Наша система всегда ценила гимнасток, но никогда не отличалась их гибкостью. Да и то, что она построила, империей всерьез может назвать лишь радужный шизофреник из Тифлиса. Потому и бесконечный Абрамович с тотальным тирамису в РФ выглядят как нечто само собой разумеющееся, а настоящие, едва ли не античные герои — как сбой в матрице, который если нельзя починить, то можно просто ебнуть ракетой.
Даже большая и кровавая война воспринимается здесь всего лишь как сбой в матрице, что бы там ни писали военкоры и пропагандисты. Воспринимается не только обывателями, но и самой системой. Так что негероическое время продолжается, а Пригожин со своими доблестными ландскнехтами просто этого так и не понял. И все вокруг нашего антигероя обернулось трагедией.
Покойный хотел быть лучшим даже в аду, и я не сомневаюсь, что у него это получится.
Ведь стать лучшим антигероем ему уже удалось. В самое негероическое для этого время».
Захар Прилепин обосновал, почему ЧВК, носящая имя сумрачного немецкого гения, не растворится в небытии со смертью Уткина и Пригожина:
«…в один миг пожизненно очевидно: Пригожин — герой. Уткин — герой. „Вагнера“ — безусловные герои. У Пригожина был стиль и драйв. Этого так мало в нашем мире. У него были огромные ставки, и амбиции его были не про „карьеру“ и „политику“, а про лучшее место если не в раю, так в аду — во славу Отечества.
У него была страсть — к Родине и ее победам, к ее непрестанной экспансии. Эта страсть для него была дороже денег и дороже жизни. И это сейчас все понимают.
Потому что на такие ставки способны только лучшие из мужиков. А на такую игру за гранью, но на целых континентах — способен был он один. Он и его невероятная армия.
Армия осталась. Армия по прежнему действенна и сильна. „Спарта“ не погибла ни с гибелью Мотора, ни с гибелью Вохи. „Сомали“ не погибло с гибелью Гиви. Армия ДНР не погибла с гибелью Захарченко.
Это не потому, что незаменимых нет. Напротив, это как раз потому, что они все были незаменимы — и эта огромная их живая сила — через годы и преграды свирепо и яростно ведёт их бойцов и офицеров.
„Вагнер“ живее живых. Еще много представлений предстоит.
Пригожин и Уткин — в строю.
Где бы они не были сейчас».
Донецкая поэтесса Анна Ревякина, журналист и автор книг, написала пронзительные строки:
Страшно, когда огромные, смелые,
в балаклавах и камуфляже,
с нашивками, которые уже как наколки,
мужчины плачут по-детски горько.
Словно в пять лет, навзрыд,
самим животом.
Слёзы не кровь, их не выйдет жгутом-бинтом.
Нет в ваших аптечках такого средства,
слёзы текут из детства,
из нежного детства, где мама и папа,
и Динка — собака, дававшая лапу,
вилявшая чёрным хвостом,
погибла нелепо
в самом конце быстроногого лета.
Мы — дети и женщины,
и все прочие пятисотые,
за вашими спинами сильными,
за всеми взятыми вами высотами,
с глазами огромными,
наши мальчики,
мы тоже здесь плачем,
свернувшись калачиком.
А с самого передка,
где крови река,
мне только что дозвонился чел,
он тоже горел,
стоял рука об руку под Бахмутом.
Мы молчали минуту.
А потом он сказал
и голос его был жутко спокоен:
«Погиб великий воин».
Свежие комментарии