А. П. Чехов
Стал седым, мои ровесники, друзья, одноклассники и однокурсники уходят… Есть о ком вспомнить и чем поделиться. Вспоминаю… и приглашаю читателя вспомнить о счастливых — забавных и не очень — моментах нашего советского детства.
В 1968 наша семья переехала в Селидово — небольшой шахтёрский город в донецкой степи в сорока километрах на запад от Донецка. Естественно, новый класс, новые друзья и новые увлечения.
Николай на фоне стеллы Селидово
С соседями по дому, моими новыми друзьями — одногодками Генкой Керносовым и Олегом Величко играли в любимый футбол. В те времена также во всех дворах была популярной игра в «пекаря».
Игровой инвентарь был самым незамысловатым — длинные палки, несколько пустых консервных банок и расчерченная асфальтовая площадка.
Весёлая, бесхитростная игра тем не менее так же, как и «официальные» городки, развивала глазомер и требовала умения сконцентрировать внимание, выносливость, тренировки на точность броска.
Сами из длинных неструганных брусков смастерили себе ходули — это было интересное и весёлое времяпровождение.
Классные ходули
В играх, в постоянном движении бесились долго, домой загоняли матери чуть ли не силой, когда уже было совсем темно, после многочисленных упирательств и уговоров.
Увлечение закончилось неожиданно быстро. Как-то в выходной праздничный день я ходил по тротуару на ходулях у самого дома, рядом бежал и крутился перед самыми ходулями, мешая моему передвижению, Генка.
В конце концов он догадался подставить мне подножку, которую я не смог переступить, не удержал ходулю в руках и спрыгнул на землю, при этом на доли секунды потерял контроль над правой ходулей, которая с размаху бахнула в соседское окно первого этажа.
Немая сцена… и тут же продолжительный скандал с соседкой тётей Галей и последовавшие моральные и физические издержки с нашей стороны и материальные со стороны родителей.
Причём неожиданно «прилетело» Генке от отчима, который в благостном расположении духа шёл из гастронома с несколькими бутылками жигулёвского пива в авоське и стал невольным свидетелем последствий и разбора «полётов» после всего происшедшего.
После скорой расправы с Генкой подзатыльник достался и мне, и тут (о, ужас!) попали под горячую руку, а точнее, ногу отчима и наши ходули. Александр Борисыч, Генкин отчим, главный инженер шахты, с размаху поломал наши ходули…
Зима в Донбассе в 1968 году была на редкость снежной
Ещё до Нового года выпало очень много белого пушистого снега, который намело в сугробы, особенно возле стен домов и сараев просто невиданной высоты для этих мест, высотой до полутора метров и выше.
Мы, вооружившись лопатами и угольными совками, рыли в сугробах настоящие тоннели и ходы сообщения, а из лежалого снега сооружали настоящие снежные крепости.
Зима 1968 была на редкость многоснежной
А жили мы в многоквартирном доме на улице Трудовой, в котором по тем временам было печное отопление.
В квартире было две печи — одна на кухне с чугунной плитой, в которой были четыре «конфорки», а правильнее — четыре отверстия со сменными кольцами, позволяющими ставить чугунки, кастрюли, чайники разных размеров для кипячения воды и приготовления пищи, а вторая печка только для отопления — между большой комнатой и спальней.
Для оперативного разогревания пищи использовались керосинки-керогазы и элетроплитки, частенько кустарного производства. Кстати, через два года печи в квартирах централизованно разобрали и наш дом был газифицирован.
После Нового года мы дрались с пацанами из соседнего двора «дом на дом» и реже «улица на улицу» на дубинках, представлявших собой стволы новогодних ёлок и сосен, отстоявших свою праздничную новогоднюю вахту, очищенных от боковых веток и иголок.
Доставалось рукам, плечам и спинам. Дрались жестоко, больно, но до крови дело не доходило.
Но однажды наша стычка с пацанами из соседнего двора едва не закончилась серьёзной травмой. Генка отличался дерзким нравом и лихостью, наносил резкие и сильные удары, да так умело, что выбивал дрыны из рук соседских ребят буквально после нескольких ударов.
Одному парнишке он неудачно влепил палкой по руке — брызнула кровь из рассечённой кисти, парень схватился за руку и закрутился на месте от боли. Но тут непонятно откуда выскочил старший брат раненого «бойца», подхватил упавший дрын и замахнулся на Генку…
Генка среагировал, развернулся на месте, однако сильный удар пришёлся по спине. Генка тихонько вскрикнул, неожиданно осел и упал прямо в снег. Перепуганный Олежка бросился к нему, оказалось, что у Генки перехватило от сильного удара дыхание. А брат «раненого» в это время направился с палкой в мою сторону.
Поняв, что «дело пахнет керосином», что и меня ждёт подобная участь, я принял решение поразить более рослого и сильного противника броском своей «палицы», ну почти как в игре в «пекаря».
Но в спешке, не справившись с волнением, я со всей силы швырнул свою дубинку в сторону нападавшего.
Бросок получился неточным, и, совершив несколько вращений после моего броска, брошенная моей нетвёрдой рукой дубина… влетела по какому-то несправедливому закону подлости в то же самое окно соседки с первого этажа нашего подъезда, всё той же тёти Гали.
Раненый «боец» и его старший брат мгновенно растворились во времени и пространстве, а буквально через мгновение передо мной стояла в шерстяной кофте и платке расхристанная, раскрасневшаяся и тяжело дышащая тётя Галя с веником в руке.
Тётя Галя наводит порядок
На сей раз мне не удалось отделаться одним подзатыльником…
После этого инцидента мы с Генкой и Олегом после длительных разборок в семьях при активном участии и по настоятельной рекомендации моей мамы были записаны в авиамодельный кружок, где под чутким руководством учебного мастера Владимира Романовича изготовили каждый сначала по большому воздушному змею, напоминавший мне по форме здоровенную кухонную табуретку, только с тоненькими деревянными реечками, обтянутого тонкой полупрозрачной папиросной бумагой.
А потом собирали последовательно модели планера на резиномоторе из резины-модельки, летающий макет ракеты с реактивным двигателем — ружейным охотничьим патроном и вершину нашего творчества — модели кордовых самолётов для воздушного боя с настоящим бензиновым моторчиком.
Это было очень интересно, особенно запомнились соревнования по воздушному бою, когда винтом своего самолёта на корде нужно было умудриться срезать цветную бумажную ленту, укреплённую в хвосте самолёта соперника, сохранив в целости ленту своего самолёта.
Ну, а в пору летних каникул наша компания разъезжалась по различным славяногорским, краснолиманским и азовским пионерлагерям самых разных предприятий и ведомств, на которых трудились наши папы и мамы.
Иногда нам крупно везло и мы отдыхали всей «гопкомпанией» вместе с нашими родителями на урзуфской базе областного управления автотранспорта.
Сегодня приняли в пионеры
Сколько солёных и ярких воспоминаний сохранила память с рыбалок на азовских бычков — песчаников и «кочегаров», ночные рыбалки с отцами на матёрого азовского судака, весёлые мужские компании у костра с улетающими в чёрное ночное небо искрами.
Запомнилось необычайно красивое ночное небо с яркими звёздами, созвездиями и Млечным Путём, с полной луной, любующейся своим отражением на морской глади с серебристо лунной дорожкой, стелющейся до самого горизонта, скрывающегося в ночном мраке…
О нашем досуге во время учебного года
Дом наш находился буквально в десяти минутах ходьбы от ДК имени Ленина с его замечательным и вместительным кинозалом.
В выходные дни, как правило, мы ватагой ходили на детские сеансы, билеты на которые стоили десять копеек.
Нужно сказать, что некоторые фильмы вызывали у нас ну очень большой интерес. Так, на «Неуловимых мстителей» мы ходили минимум раза по три.
Причём на третий просмотр «Неуловимых» мы пошли уже после предварительной серьёзной подготовки. Мы вооружились кто чем мог: наиболее популярном видом вооружения были «пшикалки» — медные или латунные трубки, загнутые и расплёсканные с одной стороны, в которые вставлялся загнутый гвоздь в качестве ударника.
В качестве ударного и спускового механизма использовалась резинка — «моделька», идеальный рабочий орган для всевозможных моделей летающих планеров, плавающих моделей катеров, ну, и, естественно, для рогаток. Заряжались «пшикалки» серой со спичечных головок.
Командование на себя взял Генка Кирсанов, по команде которого в самый напряжённый момент фильма, в сцене погони вся «команда поддержки Неуловимых» произвела залп из всего наличного оружия — «пшикалок» и «пугачей».
«Пугачи» были только у двух человек, и недостатком их было то, что «пугачи» стреляли только готовыми специальными пробками, которые были у пацанов в весьма ограниченном количестве, так как «пугачи» в виде револьверов и пистолетов из свинцово-оловянного сплава выменивались на тряпьё и «цветмет» у пожилого молдаванина-старьёвщика, который заезжал в наши дворы не чаще одного раза в три месяца. Зато звук выстрела из самопала практически не отличался по силе от выстрела настоящего пистолета.
Короче, сеанс был сорван.
Взрослые и возмущённые контролёрши влепили нам подзатыльники, но из зрительного зала нас не удалили.
«Оружие» отобрали, но поскольку экран не был повреждён (оружие произвело только шумовой эффект), несмотря на лёгкое задымление, сеанс был продолжен.
А в соседней Новогродовке ситуация была посерьёзнее, там пацаны стреляли в белобандитов на экране из настоящих самопалов, заряженных жаканами. Из-за продырявленного экрана сеанс был сорван. последовали серьёзные разборки с родителями «стрелков» с последующими материальными компенсациями, связанными с латанием экрана.
Если мне не изменяет память, аналогичные ситуации возникали не только у нашей «группы поддержки», но и у ватаг соседних районов на сеансах просмотра «Трёх мушкетёров», «Фанфан-тюльпана», «Великолепной семёрки» и фильмов индейской серии производства кинокомпании «Дэфа» с участием Гойко Митича.
В Селидово мне просто сказочно везло на попадание во всевозможные весёлые и не очень передряги, из которых иной раз мне приходилось выходить с незначительными потерями для моего растущего организма.
Летом во время рыбалки на ставке после бешеного клёва явно сумасбродного карпика я весьма бурно прореагировал на это столь редкое и радостное для меня событие, что поскользнулся и слетел вместе с удочкой с мокрых досок настила мостка прямо в воду.
При приводнении умудрился въехать ногой по одному из опорных столбов мостка. Результат — перелом мизинца правой ноги. Палец шустро опух, посинел и стал доставлять массу неудобств. Вечером в травмпункте мне наложили замечательную, фиксирующую палец и стопу гипсовую повязку — целый валенок до самой коленки. И недели три я выхаживал по двору в натуральном гипсовом валенке.
Пацаны гоняли в футбол. Пару дней я с завистью на них смотрел, а на третий день встал в ворота. Бегать вратарю не обязательно, а постоять я и с гипсом могу.
Однако достаточно быстро выяснилась занимательная и весьма эффективная особенность моего гипсового валенка.
Первое время я, естественно, выбрасывал в игру мяч руками. Но осмелев, однажды я попробовал выбивать в поле мяч ударом гипсового валенка по мячу. Эффект оказался просто ошеломляющим.
Мало того, что я стал выбивать мяч практически на линию штрафной площадки противника, так ещё однажды я так удачно вложился валенком в удар, что зазевавшийся на выходе вратарь соперников только проводил печальным взглядом мяч, выбитый мной и опустившийся за его спиной в пустые ворота.
Нужно сказать, что я был несказанно горд за этот мощный удар, нанесённый загипсованной ногой!
«Боже правий, шо ця бiсова дитина робила цим гiпсовим валенком, шо вiн став майже чорним?» — так причитала пожилая медсестра из кабинета травматолога, когда снимали порядком надоевший мне гипс.
На что я, скромно потупив глазки, заявил, что попал с валенком после дождя в грязную лужу.
Версия моя не прокатила, так как гипс оказался весь измочаленным и состоявшим из множества разломанных кусочков гипса, еле державшихся только на марлевой повязке, изрядно изношенной, а в некоторых местах и просто дырявой…
Меня отругали, омыли исхудавшую ногу и с позором выдворили из перевязочной с приговором: «Гуляй, паря, ты уже здоров, палец успешно сросся, а мясо нарастёт!». С превеликим удовольствием, чуть прихрамывая, я немедля помёлся во двор.
В августе месяце мы с приятелями Вадимом Шемендей и Сашкой Романовым отправились в колхозный сад — трусить яблоки и груши. Надо сказать, что это было уже не первый раз, и, конечно же, мы не были первопроходцами.
Но мы не знали главной новости недели — колхозные сторожа завели двух чёрных лохматых свирепых псов неизвестной породы. Если коротко, то мы драпали от них очень резво.
Честно говоря, я не припомню от себя такой скорости и прыти, проявленной тогда при той памятной погоне. На пути у нас оказалось серьёзное препятствие — серьёзный забор высотой метра в полтора из крепкого штакетника.
Не знаю, как ребята, но я его перемахнул с первой попытки, однако зацепился штаниной за штакетину, вследствие чего падал с забора вниз головой вытянув руки. Приземление было не самым удачным, так как внизу оказался битый кирпич.
Падая, я сильно ударил левую руку. Как потом показал рентгеновский снимок, перелома не было, но была значительная трещина лучевой кости. В городской больнице, в травматологическом отделении мне наложили гипс, с которым я не расставался почти месяц, до самой школы.
Как впоследствии выяснилось, нам ещё повезло, поскольку буквально в эти же дни сторожа использовали ещё более серьёзное средство для борьбы с непрошеными визитёрами. Выращенный урожай сторожа защищали выстрелами из двустволки патронами, снаряжёнными поваренной солью.
Целили сторожа-садисты в известные места пониже спины. Пострадавшие знакомые соседские пацаны рассказывали и показывали места «ранений» — иссечённые солью ноги и… мягкие филейные части тела.
Вымачивали пацаны нанесенные ранения нудным сидением в тазу или ванне с тёплой водой долгими часами, вплоть до полного растворения злополучных кристалликов в поражённых местах.
Так вопрос с сохранностью урожая яблок и груш от непрошеных визитёров был решён быстро и радикально (конечно, в те тоталитарные времена не было никакой ювенальной юстиции), ну, а мы не долго печалились, так как придорожные посадки с черешней, абрикосами-журделями, дикими маслинами (с мелкими серо-бурыми мелкими сладкими ягодками), ничейными грецкими орехами, глодом и тёрном в округе, на окраине и за городом, естественно, никто не охранял.
Этот процесс был, конечно, не столь романтичен, зато живот и карманы были полны щедрыми дарами донбасской природы без ущерба для растущих организмов.
Наконец настало первое сентября, и мы отправились в школу. А ведь я продолжал ходить ещё и в музыкальную школу. Я уже понял, в какую «халепу» я влип с этой «музыкалкой», но в то же время уже соображал, что слово мужчины — кремень!
Меня же спрашивали родители: «Если купим инструмент, будешь учиться в музыкальной школе?», и я на свою голову решительно ответил, что буду, не просчитав все минусы подобного решения.
Кто же мог себе представить эти бесконечные уроки музыки — специальность, уроки музграмоты, музлитературы, сольфеджио, самыми любимыми в музшколе стали хоровые занятия. Единственная радость — после музыкальных занятий, с товарищами по несчастью сыграть парочку таймов в футбол, прямо на асфальте, у музшколы.
В школе записался в секцию гимнастики. Занятия были вечером после окончания уроков. Учитель физкультуры у нас был строгий и правильный, кандидат в мастера спорта по спортивной гимнастике.
Но, нужно сказать, что когда в зал заглядывала наша школьная пионервожатая, его строгость на это время исчезала частенько вместе с ним и вожатой на минуток эдак 15–20… И этого времени вполне хватило для того, чтобы у меня в одном месте что-то зашевелилось и прямо вытолкнуло на установленную в центре зала гимнастическую перекладину, под которой были ровненько постелены чёрные маты.
Пока ребята самостоятельно по очереди делали упражнение на коне, а девочки самостоятельно делали мостик, я решил осуществить давно уже задуманное на перекладине.
Забравшись по стойке, перебирая руками, я добрался до середины снаряда и начал раскачиваться. А задумал я ни много ни мало повторить показанное физруком на прошлом занятии упражнение «солнышко». А точнее, я решил без всякой тренировки и подстраховки попробовать «крутануть солнышко». Раскачался я довольно сильно, однако силёнки свои я явно переоценил.
«Солнышко»
При нахождении в крайней точке параллельно полу, когда ноги мои зависли выше горизонтального положения, ручонки мои самопроизвольно разжались и я… яко запущенное атлетом копьё, полетел почти горизонтально прочь от перекладины лицом вниз и вперёд ногами над разложенными внизу черными матами.
Сложно представить, насколько эффектно со стороны выглядел этот мой полёт, но, успешно пролетев над матами, я эффектно грохнулся на голый свежевыкрашенный деревянный пол, причём сначала об пол грохнулись мои руки и бедная голова, а затем уже моё лёгкое туловище и костлявые ноги.
От сильного удара из глаз у меня брызнули слёзы одновременно вместе с яркими вспышками молний и рассыпавшимися во все стороны искрами.
Почти одновременно с грохотом от моего эффектного падения открылись двери в спортзал, из которых показался физрук с перекошенным лицом и закрывшая рот рукой пионервожатая с огромными от ужаса глазами…
Молча подбежав, физрук стал с осторожностью меня ощупывать и аккуратно переворачивать на спину. Страшно болела правая рука, которая первой встретилась с полом, болела и гудела голова, горел лоб.
Правый глаз очень быстро превратился в узкую щёлочку, а на лбу над ним шустро нарисовалась шикарная здоровенная шишка-«гуля».
Совсем недолго, как мне показалось, я полежал на матах в спортзале, а затем меня аккуратно водрузили на носилки, загрузили в скорую-«буханку» и срочно доставили в городскую больницу.
Так случилось, что Нина Петровна Ранюк — главврач городской больницы, хорошая знакомая моего отца и мама моей одноклассницы Ирины — услышала, что поступил мальчик-шестиклассник из второй школы, слетевший с турника и улетевший за маты, которого зовут Коля, в шутку сказала: «Фамилию можете мне не называть! Я догадываюсь, кто это может быть…»
И она не ошиблась!!!
После случившегося я решил, что гимнастика — это не моё, и свои предпочтения отдал в сторону лёгкой атлетики, а точнее, в сторону бега на средние и дальние дистанции, а в дальнейшем — в пользу плавания.
Любимым занятием в летнее время была рыбная ловля на городском ставке и на речке Солёная. Пескари, бубыри, ротаны, уклейки-верховодки, редко карасики составляли наш улов. На стоке ставка был перекатик, на котором мы, пацаны, ловили рыбу в камнях просто руками. Берега стока были обложены бетонными плитами, которые были положены достаточно с большим уклоном. У самой воды плиты были весьма скользкими, затрудняли спуск-подъём со ставка.
Однажды на наших глазах мальчонка-дошкольник поскользнулся, упал в ставок и начал тонуть. Мой одноклассник — Коля Коновалов (сейчас на пенсии, многие годы проработал авиатехником в Тюмени), первым из нас сориентировался, бросил свою удочку и в одежде бросился в воду и спас мальчонку.
Медали «За спасение утопающего» Коле по какой-то причине не дали. Но в школе Коля стал для всех нас настоящим героем почти на целый год.
Мы с гордостью показывали ребятишкам из младших классов и ребятам из параллельных классов, а также из других школ Колю как настоящего героя, как местную знаменитость.
К достоинству Коли следует отнести то, что он не больно-то и гордился своим поступком…
В мае 1970 родители на день рождения купили мне настоящий взрослый велосипед с багажником и фарой — «Украину». Дворовые приятели тут же меня поддержали радостным сообщением: «ХВЗ на гору нэ вэзэ!»
Но я серьёзно это утверждение не воспринял, а вполне логично счёл элементом нормальной человеческой зависти. Велосипед большой, тяжёлый, первое время пришлось кататься «под рамой», но рос я быстро и через несколько месяцев гонял на велике, как все взрослые.
На ХВЗ под рамой
Моя «Украина» имела ещё одно серьёзное преимущество — наличие настоящего багажника на заднем колесе позволяло при желании брать одного пассажира. А когда мы ездили на ставок купаться, то третий усаживался на раму!.. А ещё мой велик был снабжён динамкой и великолепной фарой, что позволяло кататься в сумерки до полной темноты!
Велосипед дал возможность резко расширить область знакомых мне территорий.
Я с друзьями объездил все близлежащие шахты «Селидовскую 1-2» имени Коротченко, «Южную», «Украину» и самую мощную и глубокую — «Россию». Доезжали до Карловского и Кураховского водохранилищ, в которых купались, ловили рыбу и настоящих раков!
Доезжали мы с пацанами и до Кураховки — родины того самого Алексея Ивановича Мерцалова, автора знаменитой пальмы Мерцалова, и до села Красного — родины великого русского композитора Сергея Прокофьева, в котором он написал свою первую детскую оперу «Великан», автора знаменитой симфонической сказки «Петя и волк», многих произведений для симфонического оркестра, балетов «Ромео и Джульетта» и «Каменный цветок», кантаты «Александр Невский», опер «Любовь к трём апельсинам», «Война и мир», давно причисленных к перечню шедевров мировой симфонической музыки и знаменитых на весь музыкальный мир!
Стальная пальма Мерцалова была выкована в конце 1895 года кузнецом металлургического завода Алексеем Ивановичем Мерцаловым при помощи молотобойца Филиппа Федотовича Шкарина и других рабочих Юзовского завода.
На её создание у Мерцалова ушло три недели. Создание пальмы было приурочено к шестнадцатой Всероссийской промышленной и художественной выставке промышленных и кустарных промыслов, которая проходила в 1896 году в Нижнем Новгороде.
Алексей Иванович Мерцалов родился в 1856 году в крестьянской семье в селе Кураховка Екатеринославской губернии. На Юзовском металлургическом заводе работал в течение сорока лет. Уволился 8 июля 1919 года. Умер 1 августа 1935 года.
Пальма Мерцалова была изготовлена из целого куска рельса без сварки и соединений.
Рельс был выбран в качестве исходного материала в рекламных целях как основной продукт «Новороссийского общества каменноугольного, железного и рельсового производств».
Высота пальмы составляет 3 метра 53 сантиметра. В 1900 году пальма Мерцалова выставлялась на Всемирной промышленной выставке в Париже, на которой павильон «Новороссийского общества каменноугольного, железного и рельсового производств» получил премию Гран-при.
После участия в Парижской выставке пальма с макетом шахты были переданы на хранение в музей Горного института в Санкт-Петербурге, в котором экспонируется и по сей день, сам видел.
Пальма Мерцалова в Санкт-Петербургском горном университете
Если мы с пацанами забирались на крутые склоны заброшенного террикона, то на десятки километров вокруг просматривалась неоглядная бескрайняя степь, расчерченная оврагами и буераками. Степь куда ни глянь, а над бескрайней степью на десятки, сотни километров видно наше небо — пронзительно синее, высокое, уходящее в бесконечность.
Я по-настоящему понял и узнал настоящую донецкую степь, с её оврагами, редкими небольшими речками и ручейками, прекрасными живописными ставками и водохранилищами.
В зоне нашей досягаемости были два интересных больших водоёма — Карловское и Кураховское водохранилища. На Карловском мы часто ловили рыбу на донки и «телевизоры», ставили раколовки.
Кураховское водохранилище было подальше. И когда мы добирались до него, то сил, казалось, уже не было. Купались часами, чтоб накупаться досыта, настолько чистой и тёплой была в нём в ту пору вода. А потом домой в Селидовку!
За городом у ставка в немалом количестве водились степные ядовитые пауки — тарантулы. Их норы мы быстро научились отличать от нор других насекомых и мелких зверушек. Ловили пауков на шарики битумной смолы, закреплённые на суровой нитке.
Тарантул возле норы
Опуская в нору шарик, мы дразнили тарантула, который довольно быстро старался активно атаковать непрошеного гостя и впивался в чёрную вязкую смолу и … тут же оказывался на поверхности вместе с чёрным шариком смолы.
Тарантулов мы сажали в стеклянные баночки из-под майонеза по несколько штук. Пауки тут же начинали бои за выживание. Зрелищные схватки были яростными, но не долгими — побеждал сильнейший.
Ещё целью наших изысканий были многочисленные в те времена пятнистые и серые суслики. На берегах ставков этих шустрых обитателей степи мы загоняли в норы, из которых выливали зверьков водой.
Водой заполняли их многочисленные подземные ходы-лабиринты, и зверьки вынуждены были выползать мокрые, еле живые, чтоб отдышаться. Но нужно сказать, что, хорошенько их рассмотрев, потягав за лапы и хвост, вволю с ними наигравшись, мы всегда их выпускали на волю. Кроме нас к сусликам проявляли самый живой интерес и степные орлы.
Интересно было наблюдать за процессом их охоты на этих подвижных и шустрых полевых зверьков.
Но нужно сказать, что при первом же появлении в небе крылатых хищников, первый увидевший орла суслик издавал характерный свист и суслики шустро прятались по норам, из которых затем не вылезали часами — осторожные зверьки не торопились испытывать свою судьбу, тем более что орёл всё-таки был не частым гостем и опасное время можно было легко и безопасно пересидеть в норах.
На самом деле, возвращаясь сейчас мыслями в то далёкое по меркам человеческого века время, понимаешь, что наши «игры» с тарантулами и сусликами оказались своеобразной прелюдией и тренировкой перед жизненными реалиями сегодняшней «свободной демократической и либеральной» жизни нашего общества.
Сейчас с высоты прожитых лет мы уже на своей шкуре прочувствовали, что означает «жить как пауки в банке» и чего стоит жизнь суслика, за которым «пришли ребята поговорить за жизнь»…
А тогда, в середине 70-х, нас всем классом частенько возили на экскурсию в Донецк для посещения донецких и гастролирующих в столице Донбасса столичных театров, знаменитого Донецкого цирка.
Так, на арене Донецкого цирка нам удалось увидеть замечательного советского клоуна Карандаша (Михаила Румянцева) с его неизменной собакой Кляксой, знаменитый клоунский дуэт Юрия Никулина и Михаила Шуйдина, воздушных гимнастов, канатоходцев Владимира Волжанского, эквилибристов на першах Юрия Половнёва, дрессировщика Вальтера Запашного с группой хищников, прекрасного иллюзиониста Игоря Кио, Солнечного клоуна Олега Попова и неповторимого Леонида Енгибарова, цирковые спектакли на воде и на льду…
Мы, юные тимуровцы, вместе собирали макулатуру и металлолом, помогали пожилым людям, ветеранам Великой Отечественной войны и пенсионерам. Это был совместный труд, который позволял всем нам осознать, что твой труд, труд ребят из твоего класса не пропадает зря — он вливается в копилку общего дела, направлен на обеспечение общего благосостояния.
Всем классом нас возили на экскурсию в Краснодон для посещения знаменитого мемориала и музея героев «Молодой гвардии».
Многих из нас принимали в пионеры в этом знаменательном городе у монумента юным героям, вставшим по зову сердца в ряды борцов со страшным и коварным врагом, захватившим большую часть европейской части нашей необъятной Отчизны.
Пионеры у памятника Молодой гвардии
А ведь тогда на каждом углу оккупанты развешивали объявления о возможности уехать в замечательную Германию и работать во благо уютной, цивилизованной и такой европейской Германии.
А эти рядовые, обычные вчерашние краснодонские школьники приняли для себя единственное возможное решение — сражаться не на жизнь, а на смерть с непрошеным жестоким врагом за освобождение родной земли, за наше с вами безоблачное счастливое детство, за нашу сегодняшнюю мирную жизнь…
И мы понимали, какую дорогую цену заплатили эти девушки и юноши за наше право на счастливое детство, и нам даже в голову не могло прийти, что они могли повести себя совсем по-другому — как повели себя полицаи с белыми повязками со свастикой на руках и крестами на кашкетах.
Не раз нас возили в Донецк в Краеведческий и Художественный музеи шахтёрской столицы.
Летние каникулы проводили в пионерских лагерях Славяногорска, Красного Лимана и на Азовском море в приморских посёлках Широкино, Юрьевка, азовской Ялте и в Урзуфе.
Азовское море, 1970 год, Урзуф. Мы с Генкой Керносовым и его младшим братом Сашкой, из-за которого Генке регулярно прилетало
По-настоящему свою принадлежность к Великой стране я почувствовал во время летних отпусков, когда вместе с родителями мы почти через полстраны путешествовали на поезде до Новосибирска, проезжая по пути красавицу Волгу и десятки других небольших рек, большое число больших и малых городов и населённых пунктов.
Причём в Новосибирск мы ехали, как правило, через Москву, так как родители хотели показать мне нашу столицу и заодно купить подарки всей многочисленной сибирской родне, в первую очередь племянникам папы и мамы — моим двоюродным сёстрам и братьям.
То есть маршрут до Новосибирска пролегал через Москву, а далее на «Сибиряке» — через Владимир, Горький, Киров, Пермь, Свердловск-Тюмень-Омск, а обратно по южному коридору через Харьков. Особенно запомнились Уральские горы, так как, проехав через уральский хребет, мы пересекали символическую границу Европы и Азии.
Нельзя было ни в коем случае прозевать монумент на высокой насыпи, указывающий границу Европа-Азия.
Прекрасно помню, как извилист железнодорожный путь по южному Уралу, когда, выглянув в окно, можно хорошо одновременно наблюдать электровоз и хвост поезда.
Запомнилась безумно вкусная рассыпчатая варёная картошка с домашним сливочным маслом и укропом, которую папа покупал у бабушек на перроне в Златоусте. Бесконечные интересные разговоры взрослых. Папа старался, чтоб я ни в коем случае не прозевал что-нибудь важное, интересное, например, мост через Волгу, Белую и Обь… И это ему удалось сполна!
Именно после этих трёхдневных путешествий по железной дороге через полстраны я осознал, насколько красива и многообразна наша Отчизна, насколько разные ландшафты можно увидеть, путешествуя поездом, и бескрайние степи, синие озёра и реки, голубые лесистые горы и красавицу тайгу…
А сколько интересных историй услышал я от родителей и наших интересных попутчиков и попутчиц… Ну и, безусловно, яркие впечатления оставила столица — ВДНХ, особенно павильоны «Авиация» и «Космос», Кремль, величественные соборы и колокольня Ивана Великого, Царь-Пушка и Царь-Колокол, Красная площадь, Исторический музей, Мавзолей и могила Неизвестного солдата, ЦПКО им. М. Горького, колесо обозрения, путешествие на катере по Москве-реке, зоопарк!
Наша семья в Москве у Царь-Пушки
Ну вот, наконец, мы в Сибири. Из Новосибирска через Искитим приезжаем наконец на стремительную красавицу Бердь в Легостаево и Усть-Чём, где жили дедушка Евтей и бабушка Домна и братья отца — дяди Дмитрий, Михаил и Виктор со своими семействами.
Фактически на протяжении двух десятилетий мой отец старался по возможности брать отпуск именно в летний период, чтоб помочь отцу и братьям на сенокосе.
Помню косьбу мужчин, помню неповторимый запах скошенного сена и мужского пота, необыкновенный вкус выпеченного бабушкой Домной в русской печи хлеба… Мне посчастливилось «помогать» деду Евтею топтать зарод сена, который в конце работы достигал высоты трёхэтажного дома. Двоюродные братья Сергей и Виктор умело и споро управлялись с конями…
Я далёк от мысли, что общество и советский государственный строй были идеальными, но меня очень настораживает, с какой дивной лёгкостью мы в очередной раз перешли опять революционным путём, а вернее, путём переворота путь из социализма в капитализм.
Причём тут же, по историческим меркам, моментально отказались от обычаев и традиций своих дедов и отцов. С полным безрассудством скоропалительно отказываемся от того положительного опыта советского общества, которое было построено ценой громадных усилий нескольких поколений советских людей.
Все достижения в области образования, медицины, социальной политики были отвергнуты с учётом настоятельных рекомендаций зарубежных консультантов и «доброхотов».
А теперь вновь вернёмся в Селидово к рассказу о моих детских школьных впечатлениях о знаменитой донецкой степи, полученных мной в школьные годы в период обучения в СШ № 2 этого типичного шахтёрского городка центрального Донбасса.
Мы с пацанами частенько забирались на старый террикон, с высоты которого на десятки километров вокруг просматривалась неоглядная бескрайняя степь, расчерченная оврагами и буераками, в которой выделяются лишь седые конусы терриконов. Степь куда ни глянь, а над бескрайней степью на десятки километров видно небо — пронзительно синее, высокое, уходящее в бесконечность.
А буквально немногим более сотни лет тому назад Донбасс отличался от других южнорусских земель не наличием величественных рукотворных гор — терриконов, а курганами и уникальными скифскими и половецкими бабами.
Остановлюсь на своём самом ярком впечатлении моего донбасского детства — моим встречам с таинственными степными исполинами донецкой степи — знаменитыми скифскими и половецкими бабами.
Как я уже отмечал выше, нас неоднократно возили в Донецкий краеведческий музей, в котором я впервые и увидел, столь поразивших меня, величественных испещрённых степными ветрами и варварской человеческой рукой каменных исполинов.
«Шумит кора старинной ивы,
Лепечет сказки по-людски,
А девы каменные нивы —
Как сказки каменной доски.
Вас древняя воздвигла треба.
Вы тянетесь от неба и до неба.
Они суровы и жестоки,
Их бусы — грубая резьба.
И сказок камня о Востоке
Не понимают ястреба.
Стоит с улыбкою недвижной,
Забытая неведомым отцом,
И на груди ее булыжной
Блестит роса серебряным сосцом».
Велимир Хлебников «Каменная баба», 1919 г.
Приазовские и причерноморские степные зоны Украины были всегда привлекательны для кочевников своими богатыми пастбищами, множеством водоемов и теплым сухим климатом.
Сюда устремлялись скифы, половцы и другие кочевые народы, а вместе с ними и их уникальная в своем разнообразии культура.
До нашего времени сохранились многочисленные каменные могилы и статуи, которые называют каменными бабами. Эти необычные скульптуры были вырезаны древними ремесленниками из цельного куска камня. Высота скульптур составляет до четырех метров в высоту.
В изображении каменных изваяний можно определить образы воинов и женщин. Сегодня скифские и более поздние половецкие бабы установлены возле Донецкого краеведческого музея. Есть несколько баб и в ландшафтном парке возле стадиона «Донбасс Арены», а также в Донецком ботаническом саду.
Половецкие бабы возле Донецкого краеведческого музея
Половцы использовали каменных идолов для жертвоприношения в своих ритуальных обрядах. Частенько каменных баб устанавливали в качестве надгробий на курганах. Священный характер половецких баб не подлежит сомнению. Они стояли группами по две–три и больше на курганах и возвышенностях, которые служили капищами.
Интересно, что слово «баба» произошло от тюркского слова «балбал», что означает «дед-пращур», «богатырь». В большинстве древних культур бабы были своеобразными оберегами.
Первые бабы были установлены в Северном Приазовье и в низовьях Северского Донца еще в XI веке. Они были достаточно примитивными — плоские каменные истуканы с полунамеками на лицо, грудь и руки.
К середине XII века половцами были завоеваны и освоены все восточноевропейские степи от Иртыша до Крыма и болгарских степей. И к этому времени каменные изваяния стали интереснее — превратились в реалистичные фигуры с массой разных подробностей: лица, оружие и украшения стали тщательно проработаны.
Многие статуи украшены головными уборами — от миниатюрных до огромных. На кафтанах, рубахах и шароваpax видны самые мелкие детали, орнамент и аппликация, на груди подвески, в ушах серьги…
Но главное, что лица каменных баб чрезвычайно выразительны — тут радость и скорбь, мудрость и жизненная сила.
На мужских статуях четко изображен шлем, нагрудные ремни, ремни на спине, лук, подвешенный на ремнях к поясному ремню, колчан для стрел, сабли, сапоги и другие части одежды, указывающие на то, что они принадлежали мужчине-воину.
Характерно, что мужчины и женщины носили косы, на лице воина четко изображались борода или усы. Женщин выделяли пышные одеяния с различными украшениями, это головной убор, нагрудные украшения включают ожерелья, гривны и большие подвески, спускающиеся до середины живота, серьги. Одежда половецких женщин почти не отличалась от мужской — это те же кафтаны и сапоги.
XII век — время наивысшего расцвета половецкого искусства и каменной пластики.
Обжив многие земли, половцы всегда оставляли после себя курганы и каменных баб. Это самое ценное, чем владел этот таинственный народ, и мистическое завещание другим, кто после них будет жить в Великой степи.
Не совсем верно, что половцы навсегда исчезли с арены истории. Частые набеги на Русь и военные конфликты дали толчок к взаимопроникновению. В южнорусских украинских фамилиях окончание «енко» — это память от половцев.
Не только на Руси, но и в Европе они оставили свой след. Когда пришло время уступить степь, половцы ушли в Закавказье, в Центральную и Юго-Восточную Европу — Македонию, Фракию, но самое видное положение было в Венгрии — там они занимали государственные посты, роднились с княжескими родами.
Половецкие телохранители-мамлюки были даже у правителей Египта.
Кипчакский (половецкий) язык лег в основу казахского, татарского, башкирского, карачаево-балкарского, кумыкского и ногайского, да и в русском языке присутствуют слова, привнесённые половцами. А ведь пока жив язык, жив и его народ.
Так что многие из жителей Юга России и Украины приходятся потомками половцам, поскольку общеизвестным является тот факт, что казаки, охраняющие южные рубежи Руси, зачастую на протяжении веков брали в жёны смазливых кареглазых дочерей степи, а значит, и в их генах живет память о том, что охраняют и берегут до наших дней каменные бабы.
Какими бы разными с виду ни были половецкие бабы, все они сделаны по четким и устоявшимся канонам: непременно с сосудом для возлияний, который они, прижимая к животу, бережно держат обеими руками. Что это за сосуд? Почему его важно донести к алтарю или жертвеннику, не расплескав ни капли? Эта половецкая тайна не разгадана по сей день.
Было время, когда тысячи каменных изваяний стояли группами и поодиночке на любой степной возвышенности, у водоразделов, вдоль дорог и возле перекрестков.
Историки и археологи могут только предполагать, что, кроме прочего, изваяния служили своеобразными дорожными ориентирами, указателями направлений.
Так уж случилось, что большинство скифских изваяний уничтожили их непримиримые враги сарматы, а большинство половецких изваяний изуродовали и уничтожили монголы.
Размещались целые групповые композиции каменных баб-балбалов и в специально сооруженных святилищах строгой геометрической формы, размеры которых зависели от количества чтимых там предков.
В центре устанавливались статуи, обращенные на восток. Здесь совершались поминальные обряды, приносились жертвы, делались возлияния, звучали заклинания. Кому посвящали половцы эти статуи? Археологи до сих пор не пришли к единому мнению.
Большинство ученых сходятся в одном: это не идолы и не тотемы — половцы никогда не рассматривали эти скульптуры как культовые сооружения. Версий предостаточно, но, скорее всего, каменные изваяния половецкой степи — это обобщенные образы героических предков, основателей жизни и благополучия.
В моей дальнейшей взрослой жизни мне ещё неоднократно довелось встретиться с каменными половецкими бабами — и в Луганске, и в Днепропетровске в краеведческом музее, в котором собрана замечательная коллекция из 80 скифских и половецких баб, на Кролевецкой круче в Харьковской области, в Ростове-на-Дону, Одессе, Керчи, Херсоне, Курске, Белгороде, Саратове, Воронеже…
Но самыми яркими впечатлениями остались каменные исполины земли донецкой, наверное, потому что детские впечатления — самые яркие, самые запоминающиеся в жизни человека…
Половецкие бабы в экспозиции Луганского музея
Самым уникальным памятником, увиденным мной уже в зрелом возрасте, является керносовское изваяние в коллекции каменной пластики днепропетровского музея или керносовский идол (сразу отмечу, что Генка Керносов к этому памятнику истории никакого отношения не имел и не имеет) — антропоморфная стела эпохи энеолита (середина III тысячелетия до н. э.).
Оно уникально во всех отношениях: и древностью своего происхождения, и совершенством техники изготовления, и удивительным изяществом очертаний, и соразмерностью пропорций, и, наконец, необыкновенным богатством изображений на поверхности. Керносовский идол заслуживает даже не отдельной статьи, а целой книги, которую предстоит написать исследователям.
Если попытаться рассказать о нем коротко, то, по всей видимости, это запечатленное в камне изображение протоарийского божества — создателя мира, подателя жизни и благополучия.
Обозначен лик божества, строгий и аскетичный, показаны поднятые вверх руки с атрибутами верховной власти. На гранях стелы, в отдельных рисунках и целых композициях изображены, по всей вероятности, сцены из мифов, посвященные временам сотворения и освоения мира.
В облике керносовского идола прослеживаются зооморфные черты: хвост на спине, часто встречающееся изображение быка на поверхности самой статуи. В пантеоне древнеарийских богов чертами образа быка, яростного, сильного, чаще всего наделялся Индра — грозный воин, хранитель и умножитель стад, бог грозы.
А ещё степь донецкая знаменита полем, на котором состоялось первое роковое сражение 80-тысячного объединённого русского войска с передовым 20-тысячным мобильным монгольским отрядом под руководством Джебэ и Субудая, который весной 1223 года вторгся в донецкие степи после крымской зимовки.
В битве 31 мая 1223 года приняли участие дружины киевского князя Мстислава Романовича Киевского (наиболее многочисленное войско), Мстислава Святославовича Черниговского, Данила Романовича Волынского, галицкая дружина Мстислава Мстиславовича Удалого (Галицкого).
Отбиваться от монгольского нашествия русичи пришли в ответ на призыв половецкого правителя Котяна — тестя Мстислава Галицкого: «Сегодня монголы отняли нашу землю, завтра ваша взята будет».
Сражение разрозненного русского войска, не имеющего единого командования, закончилось полным провалом. По преданию Добрыня Никитич и Алёша Попович сложили свои светлы головы на поле брани подле речки Калки.
Битва на р. Калке. Худ. Павел Рыженко. 1996 год
Большое, но разобщённое и уставшее после долгих переходов русское войско было наголову разбито сплочённым опытным монгольским войском в четыре раза меньшим по численности.
В роковом финале битвы свою иудину роль сыграли духовно сломленные ранее пленённые монголами бродники, убедившие сложить оружие и принять условия позорного плена киевского князя и остатки его разбитой дружины, приведшие к страшному монгольскому пиру на бревенчатом настиле поверх ещё живых побеждённых и поверженных русских князей и дружинников…
А 30 августа 1943 года после тяжелейших августовских ожесточённых боёв по взятию вражеских укреплений Миус-фронта на склонах и балках близ древнего кургана Саур-Могилы, на самой его вершине было установлено Красное знамя и началось победоносное освобождение оккупированного фашистами Донбасса.
Здесь была ожесточённая битва за освобождение Донбасса, битва с войсками объединённой и покорённой фашистами Европы, в которых под железной немецкой рукой воевали непрошеные «случайно заблудшие» к нам воинские части, ну прям «миротворческие силы» Италии, Румынии, Испании (кстати, испанской «голубой» дивизии)…
И вновь к нам лезут непрошеные «цивилизаторы»… И вновь «приглашают» западные цивилизаторы поработать нашу молодёжь на полях и заводах просвещённой Европы…
Ну да, ну да, на дворе «конец истории», «всеобщая глобализация», «единые общечеловеческие ценности» и новые озабоченные «демократизаторы» и «главнюки-цивилизаторы» из-за океана… И даже «настоящие православные» из турецкого Стамбула подтянулись и озаботились нашими духовными требами…
Вам это немецкое приглашение ничего не напоминает?
А нас, как тарантулов, уже стравили друг с другом в стеклянной банке с прозрачными стенками и с интересом наблюдают, как у нас получается рвать друг друга…
А отсидеться, как сусликам в уютной норке, не получится — к нам и за нами уже пришли…
Сколько символов, сколько явных и скрытых параллелей напрашиваются для неравнодушного русского ума и беспокойного русского сердца в этих трагических и героических давних и недавних событиях русской истории, произошедших на просторах седой донецкой степи???
Начав писать о своём беззаботном счастливом советском детстве, я невольно погрузился в нелёгкие раздумья над историей, над нашим сегодняшним днём, над явными и скрытыми, сакральными смыслами этой степной земли, обильно политой русской кровью…
Земли, столь дорогой и столь важной для русского человека… Да уж, нам есть о чём подумать…
А ещё донецкая степь с детства ассоциируется у меня с цветущими дикими тонколистными степными пионами, с которыми меня познакомил в весенней селидовской балке мой отец. В народе их называют «воронцами».
Алые цветы диких воронцов как пятна крови, которой обильно полита донецкая степь — святая для русского человека земля… Политая кровью наших предков, дедов и прадедов, стоявших и стоящих на защите южных рубежей Святой Руси со времён Дикого поля…
Воронцы в донецкой степи
Я люблю тебя, многострадальная донецкая степь, обожаю полынную горечь твоих вольных ветров, тороплюсь вдыхать полной грудью твой пьянящий воздух вольницы, бескрайнего открытого пространства, седину твоих дымящихся рукотворных гор — терриконов, твою обильно политую кровью землю, землю наших пращуров, а теперь нашу землю!..
И только каменные скифские и половецкие идолы в степи могут стоять и спокойно всё созерцать.
Потому что они уже всё видели и всё знают!..
Читайте также: Американский офицер припомнил Украине слова Путина
Николай Мильшин (Ходанов), для «Русской Весны»
Свежие комментарии