Вдова командира украинского «Боинга», сбитого в Иране, Екатерина Гапоненко рассказала о том, помогают ли власти «незалежной» семьям погибших членов экипажа и почему после расшифровки «черных ящиков» она будет требовать присвоения мужу звания Героя Украины.
Дело о сбитом в Тегеране украинском самолете вышло на новый виток: Иран передал Франции «черные ящики» сбитого самолета МАУ рейса PS752 Тегеран — Киев.
Специалисты уже приступили к расшифровке данных бортовых самописцев, которые должны пролить свет на катастрофу. Кроме того, на этой неделе в Украину прибудет миссия представителей Ирана для переговоров по поводу компенсаций родственникам жертв авиакрушения.
С момента катастрофы прошло уже больше полугода. Украинский самолет Boeing-737 авиакомпании МАУ, следовавший рейсом PS752 Тегеран — Киев, был сбит в ночь на 8 января 2020 года вскоре после взлета. На борту находились 167 пассажиров и 9 членов экипажа — не выжил никто.
Украинское издание «Страна» общалась со вдовой командира экипажа МАУ Владимира Гапоненко — Екатериной. Он рассказала, что смерть мужа и борьба за наследство обернулись для нее семейной трагедией, а компенсации от властей так никто и не получил.
— Екатерина, как продвигается расследование катастрофы и решен ли уже вопрос по выплатам компенсаций?
— Компенсации не получены, расследование не закончено. Только приступили к расшифровке «черных ящиков». Когда закончат расследование, будет решен вопрос компенсаций.
— О каких суммах идет речь?
— Конкретных сумм пока не называют — они будут зависеть от информации, которую получат из «черных ящиков». Так что пока речи о выплатах не идет.
— Вам называют ориентировочные сроки, когда расследование завершится?
— Говорят, что в ближайшее время. Раньше говорили, что в течение пяти лет. Пока ничего конкретного.
— Иранская сторона предлагала 80 тысяч долларов семьям погибших, но Киев отказался. Как вы отреагировали на это? И были ли с тех пор другие предложения по компенсациям от властей Тегерана?
— Нет. Это было громкое заявление. И я не уверена, что речь шла об этой сумме. Потом в Иране вообще заявили, что таких сумм не предлагали — эту сумму якобы придумали украинские власти, то ли пиар это был, то ли что…
Каждая страна предъявляет свои требования. Канада просит одни суммы, а мы, как украинская сторона, вообще пока никаких сумм не озвучиваем.
Насколько я знаю, возбуждены сразу три уголовных дела по сбитому «Боингу», и по каждому из этих дел назначена определенная компенсация. Это сложный вопрос.
Дай Бог, чтобы к годовщине трагедии этот вопрос решился. Моя интуиция подсказывает, что компенсаций раньше декабря точно не будет. Дай Бог, чтобы к Новому году или на годовщину. Такое мое чутье. Раньше я не рассчитываю.
— Вы говорите, что суммы компенсаций будут зависеть от расшифровки «черных ящиков». Что может повлиять на размер выплат?
— Здесь речь идет не только о компенсациях, а и о том, чтобы членам экипажа присвоили звание героев.
— Звание Героев Украины?
— Да, это будет решаться украинскими властями по итогам расследования.
— Каким образом звание Героя Украины может быть связано с «черным ящиком»?
— Если подтвердится, что они действительно пытались увести самолет от населенного пункта (а все предпосылки к этому есть), им присвоят звания героев.
Тогда будут назначены и совершенно другие выплаты от государства. Может быть, даже предоставят жилье тем, кто в этом нуждается.
— Вы рассчитываете на то, что вашему супругу присвоят звание Героя Украины?
— Я не просто рассчитываю, я добиваюсь этого. Сама лично 17 писем написала в Кабинет министров, президенту Украины, в Киевскую городскую администрацию — с просьбой, чтобы мужу дали Героя.
— Ответы от органов власти получили?
— Пишут, что на рассмотрении. Ждем. Поэтому вопрос прочтения «черных ящиков» для меня очень важен. Хочу добиться справедливости. Хоть посмертно.
— Поддерживаете ли вы связь с семьями других погибших в катастрофе?
— У нас есть общая группа в «Вайбере», мы туда бросаем ссылки на новости, общеизвестные факты по расследованию. С нами периодически проводят вебинары, брифинги в Министерстве иностранных дел, Министерстве юстиции. Предлагают помощь, поддержку.
Но вообще все ждут компенсации.
— О какой помощи идет речь? Судя по всему, не о финансовой.
— Нет, предоставляют юридическую поддержку. Для тех, кто в этом нуждается. Прошло полгода, многие из нас вступают в наследство по погибшим. Не у всех все гладко проходит. Некоторые нуждаются в юридической помощи.
— Вас устраивают предложенные властями суммы компенсаций?
— А какие суммы были озвучены? Мне, например, неизвестно, о какой сумме идет речь.
— Кабмин же давал 200 тысяч грн семьям погибших.
— Да, Кабмин выплатил эту сумму еще в феврале.
— Значит, эти выплаты вы уже получили?
— Да.
— Осталась еще компенсация от правительства Ирана?
— И от страховых компаний. Члены экипажа были застрахованы тремя компаниями. Суммы, я так понимаю, у всех разные.
— А вам какая сумма положена?
— 300 тысяч гривен от компании «Бусин». От выплат от других страховых компаний я отказалась в пользу родителей своего мужа.
— Почему?
— Они заявили свои права на наследство, которое должно было отойти моим детям, их внукам. В обмен на то, чтобы они забрали свое заявление на наследство, я отдала им страховые выплаты.
Какие там суммы — я даже не знаю.
— У вас с родителями мужа на почве наследства произошел конфликт?
— Не то чтобы конфликт… У нас с ними никогда не было теплых отношений. К сожалению, и такое бывает.
Некрасиво получилось, конечно. Но тем не менее все стороны остались удовлетворены. Мы с детьми вступаем в права на наследство — то, что нам осталось от папы. А родители мужа получат страховые выплаты в евро от английской компании.
Каждый остался при своих интересах. Но это в нашей семье. В других семьях бабушки и дедушки наверняка отказались от выплат в пользу детей.
— Вы не изменили свое мнение по поводу суммы компенсации, которую хотели бы получить?
— Мое мнение осталось то же. У мужа была зарплата 240 тысяч грн в месяц, он планировал жить на эти деньги до пенсии, до 65 лет. Его не стало в 50 лет. То есть еще 15 лет он бы получал 240 тысяч грн в месяц минимум.
Я рассчитываю на сумму компенсации, равную 240 тысяч умноженную на 15 лет, или хотя бы до совершеннолетия моей младшей дочки, ей сейчас 6 лет.
Собственно, муж и рассчитывал на эти деньги, когда пристроил детей в элитную частную школу, планировал строить частный дом, но так и не успел, планировал купить новую машину, но так и не купил… Он рассчитывал на эти доходы. А тут резко все прекратилось.
Поэтому я бы хотела в память о нем и в помощь девочкам именно такую сумму.
Я видела, что обо мне писали после того, как я об этом сказала. «У Гапоненко завышенные требования», «она оборзела — такие суммы заявлять», кто-то там посчитал, сколько это будет…
— Больше 1,6 млн долларов.
— Да-да. И говорят — ого, какие суммы! Так я на самом деле эту сумму бы получила. Если годовой доход мужа был больше 2 млн грн. Жила семья, все было хорошо, было столько планов. Маленькие детки…
У нас детки поздние. Я младшую Полинку родила в 39 лет, сейчас мне 44. Я понимаю, что в свои 44 года я особо не могу рассчитывать на помощь извне. Только на себя.
Поэтому имею наглость заявить, так сказать. Пусть меня называют наглой, но мне лично ничего не надо — я только за своих детей. Мне деток искренне жаль.
— Кстати, как ваши дети? Сколько им лет?
— Младшей, Полине, 6, а Вере 11.
— Чем они увлекаются?
— Они талантливые, классные девчонки. Артистки. Поют, танцуют. Старшая Вера — модельной внешности. Сейчас будем искать другую школу, потому что частную мы уже не потянем. Буду переезжать в Киев, искать себе работу. Дети пойдут в обычную школу.
Дети получают отцовскую пенсию до совершеннолетия. И соцвыплаты от Фонда соцстрахования. Вот на эти деньги и живем. Выживаем.
— Какой размер выплат?
— От соцстраха около 3 тысяч гривен. А пенсия максимальная — 17 200 гривен. Это на двоих детей. Раньше-то муж получал 240 тысяч гривен в месяц — 9 тысяч долларов…
Сейчас тяжело, конечно. Но по сравнению с нашими пенсионерами, 17 200 грн — тоже деньги. Стараемся укладываться в бюджет. Наши требования невелики.
Мы хотим, чтобы память о папе была достойная. Чтобы памятник ему сделали — за счет государства желательно. И чтобы чтили его память как героя.
Он был гражданский, при исполнении, и просто пошел на свой обычный рейс, а попал в военную передрягу. Наша страна не должна была отправлять его на этот рейс, и авиакомпания не должна была… Здесь много спорных вопросов.
Как это будет решено? Может быть, авиакомпания будет делать какие-то пожизненные выплаты. Сейчас они прекратили все выплаты. Полгода выплачивали нам зарплату мужа, полгода прошло — все, выплаты прекратились.
— Почему?
— А они нас сразу поставили в известность, что первые полгода будут помогать материально в размере зарплаты наших мужей. А дальше — все. У них в авиакомпании сейчас тяжелое финансовое положение в связи с коронавирусом.
— Вы хотите установить памятник своему супругу или всему экипажу? И где он будет находиться?
— Мы сейчас это обсуждаем. Речь идет о памятнике на кладбище. У меня и у Аллы Наумкиной (вдова еще одного погибшего при авиакатастрофе. — Ред.) мужья похоронены рядом, на Берковецком кладбище. Мы с Аллой решили, что у каждого будет свой памятник, и они будут объединены какой-то общей стелой. Другому погибшему, Сергею Хоменко, уже поставили памятник за счет воинской части, где он раньше служил. И стюардессе Екатерине Статник установили памятник в виде фонтана в Херсонской области. Очень красивый памятник, с подсветкой, из белого мрамора, возле церкви.
— Как бы вы хотели, чтобы выглядел памятник вашему супругу?
— Что-то связанное с авиацией и с этим рейсом. Чтобы там был написан номер рейса… Не знаю, сложно об этом говорить. Я согласна на любой вариант. Мужа не вернешь… Поклоняться памятнику мы не будем. Будем чтить память мужа, где бы мы с семьей ни находились.
Не важно, какой будет памятник — пафосный или обычный. Муж при жизни вообще как-то в шутку сказал — поставьте мне деревянный крест и чернобривцы. Не надо мне, говорит, мрамор, я его не люблю.
— Какие у вас планы на ближайшее будущее?
— Какие?.. В отпуск мы не едем никуда — и финансовая сторона вопроса, и коронавирус этот, и настроение не то.
А от государства почему-то резко прекратились слова поддержки, звонки. От авиакомпании тоже.
— Власти вообще перестали с вами контактировать?
— На полгода со дня катастрофы с нами вышли на связь из Минюста и МИДа. Но сказали то же самое, что известно и вам — вот, мол, Иран передал «черные ящики» на расшифровку, Украина направила туда своих лучших специалистов.
О выплатах никто ничего не говорил, конкретных сумм не называли. Поэтому я и удивилась, что вы спрашиваете о компенсациях. Пока об этом речи не идет.
Полгода прошло, и история отошла на задний план. Еще же был создан фонд «Чистое небо» на открытие мемориала в Борисполе. Привлекли международных спонсоров, организации, связанные с авиацией, бизнес-ассоциации — они вызвались оказывать помощь и поддержку. Я так понимаю, что за их счет и будет воздвигнут памятник. Выплаты с их стороны вряд ли нам поступят. Но на памятники — я очень надеюсь. Но это не авиакомпания МАУ, а фонд. Кстати, по деятельности фонда нам отчет не дают.
— А в авиакомпании МАУ с вами тоже прекратили контактировать?
— Я буквально вчера заезжала к ним, завозила пакет документов от страховой компании на выплату. Меня охранник встретил — мол, вы к кому? Не знаю, говорю, наверное, к юристам, надо документы передать. «Подождите здесь». Не предложил ни присесть, ни пройти, ничего. Такое отношение, даже мне неприятно стало.
Я уточнила — он охранник или сотрудник МАУ? Он с гордостью ответил, что сотрудник. Ну, говорю, очень жаль, что вы даже не поинтересовались, кто я, не провели меня в кабинет, не предложили присесть, как будто я злостный нарушитель. Хотя в маске пришла. Охранник даже не извинился. Меня в коридоре встретили, вышла сотрудница, взяла у меня документы, и все.
Ни слов поддержки, ничего. Как-то так стараются уводить взгляд. Типа сколько можно, надоели уже. Мол, у нас своих проблем куча, не до вас. Чувствуется такая тема.
Может, я преувеличиваю, может, мне просто так кажется… Раньше об этой катастрофе много говорили, все время было внимание, а сейчас забыли. А может, сейчас ведутся работы, но не хотят ничего говорить, чтобы не спугнуть, не сглазить. Иранская сторона очень капризная. Они же как тогда сказали — что мы, мол, предали огласке информацию, и за это они теперь нам ничего не будут передавать. Боятся говорить на эту тему.
Будем надеяться, что о нас не будут забывать, будет хоть какая-то поддержка.
— Президент Владимир Зеленский со времени похорон общался с семьями погибших?
— Нет. У нас было всего две встречи с президентом — один раз он к нам приезжал, а второй раз мы к нему ездили в Офис президента. И на похоронах встречались. С тех пор все. Забыто.
— Вы говорите, что будете переезжать в Киев, ищете работу. Какую?
— Мне предлагают вернуться в мобильную связь, где я проработала 17 лет (в прошлом вдова погибшего командира работала в компании Vodafone в отделе по обращению граждан. — прим. ред.). Посмотрим. Там режим работы — с девяти до шести, на Печерске. А квартира у нас на Левобережке. Как я буду добираться?
Младшая девочка идет в первый класс, поэтому что-то планировать пока еще рано. Вот такие дела. Возможно, ее придется в 12 часов забирать со школы, и какая уже тут работа? А на няню я рассчитывать не могу.
У меня из поддержки остался только один мой отец, но ему 73 года — самому поддержка нужна. Моя мама умерла, а свекор со свекровью — сами понимаете. Они получили деньги, написали отказ от претензий и поставили жирную точку в наших отношениях. Но ничего, нельзя себя жалеть. Надо брать себя в руки и жить дальше — ради детей, ради будущего. Хуже уже не будет — я так думаю.
Читайте также: «Украину сдают врагам!» — Ярош призывает ВСУ к восстанию
беседовала Анастасия Товт
Свежие комментарии