Соснин стоял в хвойном лесу и, задрав голову вверх, смотрел, как раскачиваются высокие верхушки деревьев.
Бор уходил ввысь стройными желтыми колоннами, подтекая капельками янтарной смолы на растрескавшейся коре вечнозеленых великанов. Ветер шумел в кронах — и сосны скрипели, размахивая своими шапками, будто подметая бездонную синь глубокого неба.
Позиции, выстраданные своим потом, кровью и гибелью товарищей, покидать было бесконечно жаль — но другого выхода, по всей видимости, уже не было.
Да и что могут сделать практически не обученные, слабо вооруженные резервисты, у которых из всей амуниции только форма, берцы да старые, еще 50-х годов советские каски, а из оружия АК-47 и парочка гранатометов, против натасканных за восемь лет войны и вооруженных до зубов украинских штурмовиков?
Уже пошли двадцатые сутки, как «мобиков» забросили в эту самую глушь Харьковской области — и вторые сутки, как их командир, лейтенант Трошин, внезапно сорвался с места и укатил на своем раздолбанном вкрай «бобике», сообщив, что его вызывают в штаб.
Когда улеглась пыль из-под колес видавшего виды «уазика», которому смотрела вслед не одна пара глаз, злой голос прямо над ухом Соснина сказал:
— Смотался, с***ка, а нас кинул…
Соснин резко оглянулся.
«Чика», негласный лидер сбившейся в кучу шайки блатных и примазавшихся к ним других мутных типов, колючим взглядом смотрел на оседающую вдоль грунтовки пыль.
— Что значит кинул? — спросил Соснин.
— «Сосна», не прикидывайся валенком, — криво улыбнулся «Чика». — Летёха прохавал, что всем нам кирдык, и рванул когти.
Знаем мы такие вызовы в штаб…И плюнул, по-уголовному цвиркнув через зубы.
Соснин ничего не сказал, а развернулся и ушел прочь.
«Мобики», как обидно прозвали их военнослужащие из строевых частей, народ был разнокалиберный — среди резервистов встречались всякие: от профессора консерватории до мелкоуголовного элемента. И то лишь потому, что матерых зеков просто не пропустили через военкомат.
А потому и ухо с такими вот сослуживцами приходилось держать востро — не успеешь отвернуться, как стырят или отожмут по-тихому любую малость, на которую падет их алчный глаз. А имущество у «мобиков» и так, прости Господи, было совсем небогатым.
После внезапного отъезда лейтенанта Трошина за старшего как раз оставили его, сержанта Соснина с позывным, ясное дело, «Сосна» — с фантазией на сборном пункте сильно не заморачивались.
Но одно дело оставить за старшего — и совершенно другое быть им по факту.
Потому что добрая четверть взвода как-то быстро скучковалась вокруг того самого «Чики», приблатненного персонажа из таксистов-«бомбил» с весьма мутным прошлым — и негласно прокачивала права в подразделении. Те же, кто был, как пишут в личном деле, более морально устойчив, хоть и сторонились их, но были менее организованы и более разобщены, в чем и проигрывали блатарям.
После отъезда Трошина никакого построения, естественно, уже не было — Соснин, глянув на ухмыляющиеся рожи «чикиной» братвы, понял, что подчиняться ему они совсем не собираются — а растерять остатки и так мизерного авторитета перед личным составом совсем не улыбалось.
Соснин неформально провел вечернюю поверку, проставив карандашиком плюсики в своем карманном блокноте напротив каждого позывного.
А чуток позже его взял за локоть «Чика» и сказал:
— «Сосна», отойдем — почирикать надо…
Отойдя подальше в заросли, «Чика» сразу взял быка за рога.
— Ну что думаешь, командир? — спросил «бомбила», причем с явной издевкой на слове «командир».
Соснин был не сильно разговорчив и не любил болтать попусту — но «Чика» и так не дал ему время на ответ и тут же продолжил:
— Расклад такой, в общем — дела наши аховые. Летёха сюда уже не вернется — рупь за сто даю. И кинули нас тут, как мясо. Поэтому мы с братвой потолковали и решили, что валить надо всем отсюда — и чем быстрее, тем целее будем.
Соснин открыл было рот, но «Чика» снова прервал его:
— «Сосна», ты не подумай, что мы зассали. Просто рассуди сам — хавчика у нас дня на три, не больше. БК и того кот наплакал — по три магазина на рыло. Ну, два подствольника есть — много с этим навоюешь?
А затем, кивнув головой на запад, сказал:
— А там уже укропы на броне подкатили. И поверь мне, я этих знаю — на ремни нас порежут, как пить дать…
И как-то так произнес слово «этих», что у Соснина легкий морозец по коже пробежал.
— Я еще когда в 14-м в ополчуги записался, насмотрелся на этих отморозков, — горячо шептал «Чика». — Уж поверь мне, лучше самому задвухсотиться, чем попасть к ним в лапы…
То, что «Чика» похвалялся своим прошлым в ополчении, была не новость — правда, как обмолвился как-то Трошин, что «бомбила» не столько воевал, сколько занимался отжимом на блокпостах, после чего отсидел какое-то время на «яме» и благополучно отчалил на гражданку.
— Твои предложения? — наконец вставил слово Соснин.
— Очень простые, — осклабился «Чика». — Завтра с утра надо рвать когти в сторону российской границы, а там и скинем стволы.
Соснин внимательно посмотрел на «бомбилу» и спросил:
— А статья за дезертирство тебя не смущает?
«Чика» ухмыльнулся:
— «Сосна», уж поверь мне, лучше отмотать срок дома, чем лечь здесь или попасть в лапы к нацикам…
И, выдержав паузу, закончил:
— Мы с братвой уже все порешали — и рванем завтра с утра. Ночью все одно дороги никто не знает — заплутать можно. И было бы лучше, если бы мы отчалили все вместе. В общем, думай, командир…
И ушел в блиндаж.
Соснин посмотрел ему вслед.
«Ну да, конечно, тебе было бы лучше, — подумал Соснин, — потому как всегда на меня сослаться можно: мол, он за старшего — он и приказал…».
А с другой стороны, «Сосна» понимал, что «Чика» прав — с одними «калашами» против бронетехники не попрешь: размажут в ноль. Да еще перед этим из минометов накидают прямо в окопы. А уж про попасть в плен к нацистам даже и думать не хотелось…
Ночь прошла тихо — но Соснин до самого утра ворочал в голове тяжелые мысли.
И лишь только светало, дал команду покинуть позиции и отходить в сторону российской границы, куда, правда, было еще топать и топать…
Ближе к вечеру на окраине леса разведка заметила село — и позвали Соснина, который, осторожно подкравшись, рассматривал его из зарослей: нет ли там уже укропов.
По всей видимости, ни ВСУ, ни нацбаты сюда еще не заглядывали — по крайней мере, было тихо и по улицам не шастало никаких военных. Однако внутреннее чутье подсказывало, что появляться в селе все-таки не стоит — и надо бы аккуратно и тихо обойти его стороной.
И, уже приняв для себя решение, Соснин собирался уходить, как вдруг за спиной треснула ветка.
«Мобики», хоть и в массе своей люди в недавнем прошлом гражданские, необходимый для выживания рефлекс уже выработали — и моментально развернувшись, вскинули стволы.
Невдалеке стояла девчушка лет пяти-шести и, склонив голову набок, с интересом рассматривая незнакомцев.
Соснин и разведчики стояли, опасаясь сделать лишнее движение, осторожно оглядываясь по сторонам.
А девчушка, видимо, удовлетворившись осмотром, вдруг негромко спросила, коверкая слова:
— Дядя, а вы лусские?
Соснин обмер — вот что сказать ребенку в такой ситуации? Подтвердить, что они русские — так сдать весь взвод. Да и потом, если местные не выдадут, ребенок есть ребенок — проболтается обязательно. И если в село зайдут нацисты…
— Мы солдаты, — уклончиво ответил Соснин.
— Ну да, мама так и сказала, что лусские — это наши…
И, шагнув вперед, вдруг пронзительно посмотрела Соснину прямо в глаза своим детским наивным взглядом:
— Дядя, ты ведь будешь нас защищать?
Соснина будто обухом по голове хватило.
А девчушка вдруг взяла его руку и быстро вложила ему в ладонь что-то маленькое.
А потом, хихикнув, помахала рукой и убежала, как ветер.
Соснин разжал пальцы — на ладони лежал маленький зеленый солдатик: игрушка из «Киндер-сюрприза»…
… Взвод под утро вернулся на позиции и занял оборону. Причем вернулся не в полном составе — группа, а точнее шайка «Чики» откололась от подразделения и, отдав им почти весь свой БК, пошла дальше на восток, в сторону российской границы
Потом был бой — и в первой атаке «мобики» удачно отбили укропский наскок: как ни странно, сыграл фактор неожиданности.
Соснин не знал, что днем, когда взвод уже покинул позиции, место их дислокации обследовала разведка украинского нацбата и доложила наверх, что «москалей нэма, мабуть, втэклы». И пока информация прошла по команде, наступила ночь, в которую укропы тоже не решились что-либо предпринимать, дожидаясь рассвета. Но утром их ожидал сюрприз…
Затем был жестокий обстрел из минометов — и вторая атака, которую, хоть и с трудом, но «мобики» тоже отбили. А вот когда на опушке леса замаячила украинская бронетехника, Соснин понял, что дело туго — но о своем решении ни разу не пожалел: перед глазами стояла девчушка, которая была свято уверена, что русские ее защитят…
… Очнулся Соснин в полевом госпитале, с трудом разлепив веки.
Над ним стоял военврач — и, увидев реакцию пациента, удовлетворенно сказал:
— Ну, жить будешь, парень!
И, обернувшись к кому-то, строго добавил:
— Смотри, только не долго! А то в следующий раз не пущу!
И вышел, задернув за собой брезентовый полог.
— Ну, ты и тяжелый, «Сосна» — а так по тебе и не скажешь.
На табуретке рядом с кроватью Соснина с перевязанной рукой сидел «Чика» и улыбался, отсвечивая своими металлическими фиксами.
— Пока я тебя на себе допер, три пота с меня сошло, — продолжал «бомбила». — Ну, а затем и меня зацепило.
И кивнул на свою забинтованную от плеча до кисти руку, висевшую на перевязи.
— А что с пацанами? — с трудом шевеля губами, спросил Соснин.
«Чика» погрустнел, но потом сказал:
— А ты знаешь, мы ведь победили — вломили укропам так, что они рамсы растеряли!
И рассказал, как его группа нарвалась на российский дозор, как он, «Чика», выкрутился, рассказав, что их-де послали за подмогой, потому они сбросили свой БК и идут налегке. И таки да, он, «Чика» в случае чего, готов показать дорогу — и подоспели они как раз вовремя, когда шла третья атака нацбатов, которую разметала российская авиация. А также как бы мимоходом упомянул, что он, «Чика», вытащил из-за бруствера раненого и вдобавок контуженного Соснина и пер на себе к «вертушке».
Соснин лежал и слушал «бомбилу» — и ему, пожалуй, впервые в жизни было приятно слышать его приблатненный, с легким присвистом говорок.
А потом, видя, что Соснин опять закрывает глаза, «Чика» встал и сказал:
— Ну, бывай — попозже еще зайду.
И, шагнув к Соснину, положил ему что-то в ладонь.
— Что это? — спросил Соснин.
— А фиг его знает, игрушка какая-то, — пожал плечами «Чика», — ты ее так крепко сжимал, что я подумал, это подарок от твоего киндера.
Соснин с трудом приподнялся и посмотрел на ладонь — в ней был маленький зеленый солдатик из «Киндер-сюрприза».
— Ну, я пошел, — сказал «Чика».
— Постой, — разлепил иссохшийся рот Соснин. — А что с Трошиным, не знаешь?
«Чика» вдруг резко обернулся — и краска ударила ему в лицо.
— Ты знаешь, я зря моросил на взводного, — сказал «Чика». — Он оказался с понятиями — в штаб-то его вызывали доложить обстановку. И Трошин просил прислать подмогу, которая, кстати, и пришла…
— Так что с лейтенантом? — снова спросил Соснин.
— А чуть не замочили его укропы на обратном пути, — сказал «Чика». — По дороге назад, к нам на позиции, летёха нарвался на засаду нациков — «бобик» его заПТУРили, еле успел выскочить. Там его позже и подобрали.
— Кто подобрал? — опять спросил Соснин.
— Кто, кто… Наши и подобрали, — ответил «Чика». — Потому что не наши хрен кого когда подберут.
А затем вдруг резко отдернул брезентовый полог и сказал:
— Лежит в соседней палатке твой летёха — оклемаешься, еще потолкуете вместе. А я зря его ссученным назвал…
И ушел.
Соснин лежал и смотрел в оливкового цвета брезент, который шевелился над головой на ветру — а на ладони сержанта стоял маленький зеленый солдатик и отдавал честь…
Читайте также: На Харьковщине российские военные восстанавливают разрушенный авиаударом ВСУ объект (ВИДЕО)
Владимир Романов, специально для «Русской Весны»
Свежие комментарии