Любая власть пытается выставить оппозиционеров не противниками режима, а врагами страны — это одна из древнейших политтехнологий. Но как еще можно назвать человека, который призывал и призывает стрелять в солдат государства, в парламент которого он избирался.
Современное международное антивоенное движение во многом вышло из массового протеста против войны во Вьетнаме, но я что-то не могу вспомнить ни одного депутата Конгресса, который призывал бы вьетнамцев сбивать побольше американских самолетов. И европейские сторонники вывода американских военных баз не призывали немедленно поставить на их место советские военные базы.
Значит, все-таки может быть антивоенный протест без предательства. Так почему же российские противники воссоединения с Крымом и помощи восставшему Донбассу не могут обойтись без восхвалений в адрес ВСУ и липкого презрения по отношению к тем, кто воюет с противоположной стороны?
Когда я задал вопрос о грани между оппозиционностью и предательством у себя в «Фейсбуке», кто-то выразил мнение, что все дело в деньгах. Мол, пока Пономареву позволяли «дербанить» бюджеты в Сколково, он был если и не патриотом, то вполне системным политиком. А стоило перекрыть финансирование и потребовать вернуть полученные за непрочитанные лекции миллионы — тут-то он и «расчехлился».
Но это опять-таки не объясняет, почему надо требовать от ВСУ стрелять по русским солдатам? Ведь есть несистемные и даже явно антисистемные оппозиционеры, которые, несмотря на всю свою неприязнь к действующему руководству страны, вовсе не призывают немедленно отдать Крым Украине.
Так что, наверное, дело не в деньгах и не в степени обиды на власть. Дело именно в той тонкой грани, которую люди сами не понимают, как переходят. И самое неприятное, что большинство ушедших за грань, как правило, из «бывших». Фамилии, я думаю, очевидны.
Но был на этой неделе случай, вызвавший гордость — как за страну, так и за читателей газеты ВЗГЛЯД. Я имею в виду кейс с актером Зеленским, который на Украине — активный сторонник войны в Донбассе до последнего солдата, а в России — комедийный актер.
На призыв запретить прокат фильма с его участием министерство культуры крайне разумно ответило, что «уподобляться украинскому Минкульту в его тщетах порулить культурой, изображая судьбоносную инстанцию, нам, России, смешно и несолидно». И действительно, очередные украинские запреты — теперь на фильмы с участием коллеги Зеленского Владимира Гальцева (с которым они, кстати, снимались в одних и тех же комедиях) — смотрятся и смешно, и глупо.
И, что еще приятнее — подавляющее большинство читателей ВЗГЛЯДа проголосовало за то, чтобы не уподобляться киевскому режиму и не запрещать на государственном уровне творческие экзерсисы Зеленского.
Если противодействовать — то только на уровне гражданского общества. И это, безусловно, свидетельствует о том, что российское общество здорово, в отличие от украинского, согласного с тем, что чиновники в киевских кабинетах решают, какое кино им смотреть и какую музыку слушать.
«Революция достоинства», говорите? Ну-ну.
***
И еще один интересный момент. На этой неделе одна юная длинноногая оппозиционерка выступила в Швейцарии на саммите по правам человека и демократии, где рассказывала о том, как героически променяла личного водителя и карьеру в «Газпроме» на борьбу с режимом, а также перечисляла в одном ряду убийство Бориса Немцова, историю с «Тангейзером» в Новосибирске, недолгий арест Светланы Давыдовой (это та, которая позвонила в украинское посольство, чтобы рассказать о передислокации военной части) и задержание Андрея Пивоварова (это начальник штаба ПАРНАСа, которого задержали в костромском отделении полиции при сверке базы избирателей).
В Швейцарии она говорила красивые слова о борьбе за лучшую Россию, но пользователи «Фейсбука» немедленно вспомнили о записи, которую эта же девушка сделала 2 мая 2014 года в «Твиттере»: «А еще пошли вы нах… со своей скорбью по ватникам это не убийство, а естественный отбор нечего было из своих псковов ехать воевать» (орфография сохранена за исключением нецензурного слова).
В тот день, напомним, в Одессе были заживо сожжены десятки человек, почти все — местные жители, из России, вопреки запущенной художником Ройтбурдом фальшивке, не было никого.
И вновь возникает вопрос — а может ли человек, позволивший себе подобные высказывания, пусть даже в весьма юном возрасте, потом работать правозащитником? Может ли она теперь оправдываться тем, что «у меня было плохое настроение»? Действительно ли она теперь знает «цену и человеческой жизни — жизни любого человека — и цену словам»? Правда ли «поняла, что жизнь — это абсолютная ценность, и обесчеловечивать людей только на том основании, что у них другие идеалы, — неправильно»?
Почему-то не верится. Пономарев, который в два раза старше, — и тот до сих пор не понял.
И напоследок немного истории. В 1904 году Лев Толстой опубликовал в британской газете огромную статью под названием «Одумайтесь!», где выступил против Русско-японской войны в частности и против войн вообще. Реакция российских СМИ была ожидаемо негативной: «гадкая антипатриотичная статья», «в какую жалкую и мизерную личность съеживается этот носитель крупного гения», «Толстой — противник войны; но он давно уже перестал быть Русским, с тех пор, приблизительно, как он перестал быть православным» и т. п. Особо подчеркнем, что ни одного призыва к японцам убивать побольше русских солдат и призывов восстановить территориальную целостность Японии в статье не было.
Более того, после написания статьи Толстой, по свидетельству родственников, всё равно никогда не забывал, гражданином какой страны он является:
«Лев Николаевич долго противился, но теперь его охватил патриотизм; огорчается нашими поражениями и говорит: "Мне больно, что бьют русских людей"».
«Война поглотила его… Он не понимает и осуждает тех, которые как бы радуются войне, надеясь на то, что она принесет изменения в общественный порядок. Он находит это таким несущественным и незначительным перед всем злом войны. Также не одобряет он тех, кто желает успеха Японии. Он считает и ее на очень дурном пути…»
И наконец: «Русские мне ближе, там дети мои, крестьяне, сто миллионов мужиков заодно с русским войском не желают поражения. Это — непосредственное чувство».
«Русские мне ближе». До тех пор, пока эта мысль не станет имманентно главной для любого политика, правозащитника и деятеля культуры, боюсь, что у нас будут серьезные проблемы и с культурой, и с правозащитой, и с политикой.
Свежие комментарии