Очутившись сегодня на улицах французской столицы, вы не увидите прежнего шика, столь ожидаемого всеми от парижан, лоска и динамизма — наоборот, вас встретит угрюмая и плохо одетая толпа «зомби-индивидуалистов».
Что же случилось с французами за последние годы? Почему они стали озлобленными и угрюмыми? Почему потеряли радость и вкус жизни?
Первая и самая большая беда Франции — безработица
В 2007 году Франсуа Олланд обещал резко сократить количество безработных, но чуда не произошло. Более того, их стало почти на 700 тысяч больше, а общее число превысило 10 процентов активного населения: это около 4 миллионов человек, из них 1,2 миллиона — безработные с большим стажем.
Приближающиеся выборы вынудили президента-социалиста вспомнить о существовании народа. Недавно он объявил о начале жесткой борьбы с безработицей в стране, о серьезных затратах на эту битву — 2 миллиарда евро: половина этой суммы пойдет на переподготовку полумиллиона безработных, остальное — работодателям, нанимающим работников.
Дан зеленый свет «получению профессии на предприятии» с гипотетическим трудоустройством по месту учебы — практика, ранее используемая только для молодежи и работников низкой квалификации, теперь распространяется на все возрасты и все сферы деятельности. Но существует серьезное опасение: работодатель будет бесконечно менять учеников, получая за это финансирование от государства, а постоянной работы никто из них так и не обретет.
Правые оценили инициативу президента как «бессовестную ложь», нацеленную на искусственное уменьшение численности безработных накануне президентских выборов. «На другой день после окончания обучения все они вернутся на биржу труда», — заявили они.
Влияние безработицы на здоровье французов
Идет смена политиков в стране, а безработица процветает и убивает 14 тысяч французов ежегодно. Медики, в течение 12 лет изучавшие состояние здоровья безработных, констатируют: «Потерять работу означает потерять часть жизни. Смертность среди безработных в 3 раза выше, чем среди работающих».
Оставшись без работы, люди начинают пить, курить и питаться нерегулярно. Многие впадают в депрессию, лишаются нормального сна — и, как следствие, возникают серьезные проблемы со здоровьем: гипертония, диабет, ожирение и так далее. Риск заработать инфаркт или инсульт у безработных на 80 процентов выше, чем у активного населения. При этом картина заболеваемости одинакова у мужчин и у женщин.
Диагноз врачей: «Уничтожать рабочие места — означает уничтожать людей, как в прямом, так и в переносном смысле».
Вторая огромная проблема Франции — жилищная
Француз, потерявший работу и, соответственно, доходы, квартиру не получит — просто потому, что бесплатного социального жилья во Франции не существует в природе. А распределение социального и частного жилья происходит по одному и тому же принципу: претендент должен обладать гарантированным доходом, в 3 раза превышающим арендную плату. Разница только в цене за метр.
Кроме того, в стране существует огромная нехватка «социальных метров» — в отличие, например, от Германии (до наплыва беженцев). За многие годы французским политикам так и не удалось добиться сдвига в этой области. Существует немало законов, обязывающих коммуны строить социальное жилье, но поселения богатеев (типа Нейи-сюр-Сен) предпочитают заплатить штраф, нежели построить у себя под боком дом с жильцами из других социальных слоев.
Хорошо известно, что дефицит порождает снижение качества. Люди берут то, что им дают, — квартиры с трещинами или дырами в стенах и потолках, старым отопительным оборудованием и сантехникой. Такое жилье достается городу от бедняков, потерявших возможность его содержать. Непомерные налоги на недвижимость и наследство или просто оплата ремонта фасада (обязательного каждые 10 лет) вынуждают малообеспеченных граждан отдавать собственные метры городу — в обмен на аренду социальной квартиры. А ведь родителям этих бедняг эти метры не свалились с неба: они тяжко работали всю свою жизнь, чтобы их оплатить.
Бывает ситуация, когда парижанин находится под угрозой выселения из «комнаты прислуги» (chambre de bonne) площадью не более 12–14 квадратных метров (включая душевую кабину и плиту для готовки) и туалетом на лестничной клетке, так как, потеряв работу, больше не может платить за ее аренду 800 евро в месяц. Тогда он с радостью переезжает в те же условия, но от государства и за 300 евро: тут уж ему не до покосившегося окна и протечки в крыше. Ему некуда деваться, и для Франции такое переселение — это огромная удача.
Очереди на аренду социального жилья растягиваются на 15–20 лет. Счастливым считается случай, когда семья с двумя маленькими детьми, выставленная из частного жилья за неуплату, получает маленькую квартирку (помните принцип «аренда равна трети доходов семьи»?) после года скитаний по отелям.
Отдельно о принципе предоставления ночлега в отеле: в одном месте можно жить не более недели. Как правило, днем семья получает новый адрес отеля; если нет — они обречены на многочасовое висение на телефоне, чтобы не ночевать на улице с детьми и вещами.
В 9-м округе Парижа построили социальный дом. Несколько слов о его арендаторах. В одной из квартир — воспитательница детского сада с семьей: они встали в очередь на жилье в 1999 году, когда она была беременна старшим ребенком, сейчас у нее два взрослых сына. До получения этой квартиры они жили в маленькой двухкомнатной квартирке в том же округе, дети делили спальню, а родители спали в салоне.
Доходы семьи не позволяли снять что-то большее в частном секторе; ее муж, получив инвалидность, потерял работу.
Их соседка — мама двух девочек — находилась под угрозой выселения из двухкомнатной квартиры в частном секторе, ходила в мэрию по несколько раз в неделю, чтобы получить заветное жилье и не оказаться с детьми на улице. Среди жильцов этого дома — пожилая женщина с дочерью, переселенные из дома, находившегося под угрозой обрушения, а на первом этаже квартиру арендует семья с двумя детьми в инвалидных колясках.
Из этих историй легко понять: чтобы арендовать социальное жилье во Франции, надо быть в катастрофической ситуации. На сегодняшний день мэрии округов Парижа сдают в аренду не более нескольких десятков квартир в год, притом что досье с пометкой «Срочно» — тысячи. В такой ситуации про «рядовых» очередников никто и не вспоминает.
Однако, отличная социальная квартира странным образом обнаружилась у Кристин Тобира, на тот момент члена кабинета министров-социалистов. Такова социальная справедливость! Госпоже министру-социалисту квартира гораздо нужнее, чем какому-то многодетному бедняку, чью площадь она заняла.
Во время предвыборной кампании мэр Парижа госпожа Идальго обещала строить в Париже 10 тысяч квартир ежегодно. Были найдены 200 тысяч метров пустующих офисов, пригодных под реконструкцию, но из этого может получиться только 4 тысячи квартир, и не за один год. Кроме того, госпожа мэр заявила, что хочет вернуть парижан в центр города, где по сравнению с 1950-ми годами число жителей сократилось практически вдвое. Например, во 2-м округе вместо 43 тысяч осталось только 22 тысячи. Парижане его покинули под натиском непомерной платы за аренду, и жилье было заменено офисами, опустевшими в кризис.
Эти бывшие парижане с угрюмыми лицами встречаются вам теперь в транспорте: сбежав от дороговизны, они переехали в дальний пригород и теряют в дороге по 3–5 часов жизни ежедневно, так что им есть от чего озлобиться — бурная жизнь Парижа проходит мимо них.
Новая беда французов — либерализация трудового кодекса
В пору своего правления Николя Саркози заявил: «Французы не хотят работать», — и увеличил возраст выхода на пенсию до 62 лет. В период кампании 2007 года он заявлял: «Экономический рост Франции ниже только потому, что французы работают меньше других», — и грозил «взорвать оковы 35 часов» (официальная продолжительность рабочей недели). Ничего удивительного: Саркози — правый политик. Тогда эти высказывания очень обидели французов: «Он назвал нас лентяями!» — возмущались они.
В правительстве социалистов борьбу с «лентяями-французами» возглавил Эммануэль Макрон, министр экономики. «35 часов — это символ страны, которая не хочет работать!» — провозглашает он. Закон его имени, чье полное содержание (около 300 статей) мало кому известно, в числе прочего, упраздняет традиционный запрет на работу в вечерние часы и в воскресенье.
Против этого нововведения французы бурно протестовали, не желая работать вместо традиционных ужинов в кругу семьи в будни и обедов по воскресеньям, но, по желанию правительства социалистов, Закон Макрона был принят по статье 49.3, минуя процедуру голосования.
«Работа, прогресс и успех — истинные левые ценности», — так считает Макрон. Трудно согласиться с министром. Основная левая ценность — это гуманизм. Не просто «работа» для меня любимого, а работа для всех, и «прогресс» хорош только тогда, когда созданная им «машина» облегчает труд рабочих, а не выгоняет их на улицу.
Закон Макрона уничтожает традиции и ценности, составляющие основу и безопасность французского общества. Например, путем либерализации регламентируемых профессий, а это — абсолютно национальное понятие: «Профессия, практика по которой требует наличия диплома или специального сертификата». Адвокаты, архитекторы, врачи, ветеринары, нотариусы, фармацевты — вот только часть перечня регламентируемых профессий.
В чем угроза? Давайте разберемся
Нотариат. Система нотариата во Франции — один из мировых эталонов, ее с удовольствием копируют многие страны (например, Китай), но независимость французских нотариусов давно не дает покоя европейским чиновникам, приверженцам англосаксонской системы. Французская система защищает имущественные и наследственные права в семье, в ней существует строгий порядок наследования, сам нотариус является хранителем кадастра и независимой фигурой, выступающей в суде наравне с адвокатом. Не хотят толстосумы, приезжающие во Францию с деньгами со всего мира, наличия французского порядка сохранения и передачи собственности, за который еще приходится платить проценты нотариусу. В англосаксонской системе нотариус — это ничтожный клерк, заверяющий документы.
Теперь рассмотрим ситуацию на примере фармацевтов. Аптечный рынок своей привлекательностью давно не дает спать спокойно владельцам торговых сетей: французы держат лидерство в Европе по потреблению медикаментов. Ранее сети поглощали этот рынок по частям: продажа витаминов и пищевых добавок в супермаркете уже никого не удивляет, сейчас на очереди — безрецептурные обезболивающие препараты. Но зачем брать частями, когда можно взять все сразу?! Фармацевты выходили на улицы потому, что они не хотят оказаться в шкуре «человека в белом халате» из рекламы аптечных отделов одной из сетей.
С экрана он объясняет покупателю: «У меня тоже 10-летнее образование», — но фармацевты прекрасно понимают: все, что попадает в «матрицу сетей» постепенно теряет свою ценность, вымывается, как песок, и в самом ближайшем будущем грань между продавцами картошки и лекарств сотрется — они станут взаимозаменяемыми. Этого допустить никак нельзя, считают медики, ведь лекарства — это не просто товар: нельзя забывать о здоровье и безопасности потребителя, больного или здорового.
Есть еще одна деталь: согласно данным статистической службы INSEE, средняя зарплата фармацевта составляет 7671 евро, притом что средняя зарплата во Франции — 1712 евро, а 50 процентов работающих не получают и этого. Очевидно, что, оказавшись «в белом халате сети», фармацевт может забыть о своих прежних доходах: наемных работников так не оплачивают.
Маленький пример из правоприменения Закона Макрона. BHV (Bazar de l’Hô tel de Ville) — пионер среди больших магазинов, открывающих свои двери в воскресенье, нанимает на работу новых сотрудников. Хорошая новость, если закрыть глаза на такую мелочь: в контрактах новых работников воскресенье — обычный рабочий день, то есть без двойной оплаты, как это было у ранее устроившихся в этот торговый центр. Последние же с ужасом ждут, когда и по какому закону будут вносить изменения в их контракты.
Закон Эль Комри. Этот закон явился, как гром среди ясного неба. Пополнение в рядах социалистов — новый министр труда Мириам Эль Комри. Ее пребывание на посту исчислялось днями, а закон ее имени уже взбудоражил французское общество, особенно левых и профсоюзы. Но премьер-министр и президент, как истинные социалисты, обещают не сдаваться под давлением народа.
Профсоюзы ужаснулись и вывели французов на улицы, узнав, какие «права и свободы предприятиям и активным гражданам» принесет новый закон.
Вот только несколько пунктов из того, чего они не хотят:
работать по 60 часов в неделю и иметь 12-часовой рабочий день;
позволять работодателю снижать зарплату и менять (читай: «увеличивать») продолжительность рабочего дня;
позволять работодателю снижать оплату дополнительных часов в 5 раз;
позволять руководителю компании, не имеющей проблем с бизнесом, увольнять сотрудников;
позволять работодателю увольнять сотрудника «по личным причинам» (читай: «без пособия») в случае его отказа работать по-новому (см. выше).
Волей-неволей Закон Эль Комри наводит на исторические параллели.
Одно из предложений, наиболее сильно шокировавшее французов: несовершеннолетний ученик на производстве сможет работать по 10 часов в день (по действующему закону — не более 7 часов, и только 4,5 часа без перерыва на отдых). В 1851 году вышел первый французский «Закон об ученичестве на производстве», закрепивший 10-часовой рабочий день для учеников моложе 16 лет.
Далее в истории, благодаря позитивным социальным изменениям, длительность рабочего дня и количество работающих детей постепенно сокращались. Сегодня ясно проглядывается обратная тенденция: в наше время во Франции уже заключено около 300 тысяч «ученических контрактов», в конце XIX века их было только около 150 тысяч.
Выводы напрашиваются сами собой. Эмиль Золя, автор, наиболее цитируемый в контексте нового закона, в своем романе «Жерминаль» подробно описал бедственное положение рабочих в конце XIX века.
Пример из жизни. Осенью молодая женщина устроилась кассиром в один из столичных супермаркетов, график работы был неудобный: 30 часов в неделю разбиты на 6 дней по 5 часов (13:00–18:00), зарплата — около 1000 евро, меньше SMIC (МРОТ). Место туристическое, бойкое, не отойдешь ни на минуту. Однако днем в торговом зале работают только два сотрудника: один постоянно на кассе, а второй — то работает на кассе, то раскладывает поступающий товар. Кроме того, надо умудриться испечь, упаковать и выложить хлеб.
В начале года было объявлено: «Согласно Закону Макрона работники должны проголосовать за существующий график работы предприятия — с 8:30 до полуночи». При этом директор предупредил: при голосовании «против», магазин перейдет на нормальные часы работы, но 5 из 12 сотрудников будут уволены. Очевидный результат — единогласно «за»: никому не хотелось быть уволенным. Благодаря общему согласию, девушке изменили график на 19:00–22:00, но она от него отказалась, потому что туда, где она живет, поезда после 22:00 не ходят.
«Не хочешь работать — уходи», — заявил директор. «Я не согласна, по закону вы должны меня уволить», — возразила она. Но магазину невыгодно ее увольнять: при сокращении сотрудника он платит часть его пособия. «Не выходи на работу — и мы тебя уволим за прогул», — предложил ей директор.
Конечно, девушка не решилась покинуть первое место работы с формулировкой «За трудовое нарушение» и уволилась по собственному желанию, потеряв право на пособие. Вот так сегодня на практике действует Трудовой кодекс во Франции.
Экономика страны дышит на ладан, крупнейшие предприятия (CAC 40) настаивают на сокращении числа сотрудников; на этом фоне страна узнает о заоблачных зарплатах глав тех же компаний. Вернувшись в 1960-е годы, мы узнаем, что зарплата боссов отличалась от средней по стране только в 40 раз. За 2015 год на 5–11 процентов выросли вознаграждения «больших патронов», приравнявшись в среднем к 4,2 миллиона евро, то есть 240 SMIC (МРОТ).
Интересна реакция правительства социалистов на поступающие справа и слева предложения об ограничении зарплаты глав крупнейших компаний в пределах 100 SMIC (МРОТ) — 1,75 миллиона евро: «Глава государства, премьер-министр и я находимся на одной волне в вопросе надзора за зарплатами глав крупнейших предприятий, но мы категорически отвергаем призыв вводить ограничения законодательно», — таково заявление Эммануэля Макрона. Не возникает вопроса, на чьей стороне находится правительство социалистов.
Отъезд французов
С годами ситуация во французском обществе ухудшается, и если в 2012 году только 13 процентов молодых дипломированных специалистов видели свое профессиональное будущее за границей, то через год их стало уже 27 процентов, а дальше — еще больше.
В 2013 году 2,5 миллиона французов переехали жить за границу: для наглядности, это численность населения Парижа. Кроме того, эксперт по миграции Жан Поль Гуревич считает, что нужно ориентироваться на цифру не менее 3 миллионов, потому что не все декларируют свой отъезд. «На работу», — это первая и самая массовая причина отъезда: 6 из 10 уехавших.
Куда? Первое направление — Великобритания: около 250 тысяч французов уже проживают в Туманном Альбионе. Далее в списке — Швейцария, Германия, Канада, США и Россия.
Найти работу во Франции сложно многим категориям граждан, но наибольшие проблемы — у молодежи (и с дипломом и без) и у людей зрелого возраста. В других странах французы находят работу быстрее, чем дома, — с перспективами карьерного роста, часто лучше оплачиваемую и, как следствие, дающую им лучшие условия жизни и отдыха.
А согласно еще одному опросу, 45 процентов дипломированной молодежи (18–24 года) представляют свое профессиональное будущее только за границей. Большинство экспертов обеспокоены тем, что значительная часть этой молодежи никогда больше не вернется во Францию.
Данные опросов подтверждают оценки экономистов. В 2005 году молодые специалисты выезжали на год и, получив опыт работы, продолжали свою карьеру на родине. В 2013 году опрос показал, что 40 процентов работающих за рубежом уехали из страны 10 и более лет назад и, соответственно, до сих пор не вернулись.
Другие опросы, проведенные среди экспатов-французов, показали, что 17 процентов из них не собираются возвращаться, 6 процентов — не ранее, чем через 10 лет, а 47 процентов еще не приняли окончательного решения.
Кроме того, настораживает другая цифра: 2 из 10 уехавших — это не сотрудники крупных транснациональных корпораций, только меняющие дислокацию, а обычные предприниматели, создающие свое предприятие за границей, где бизнес-среда менее удушающая, чем во Франции. Вполне вероятно, что эти двое из десяти тоже не вернутся. С кем останется Франция после такого «исхода»?
Екатерина Гадаль, Царьград
Свежие комментарии